В предутренних сумерках он снова был в седле… Река в этом месте поворачивала на юго-восток; следы держались поблизости от берега. Было видно, что грабители шли неизменно малой рысью, будто приберегая силы у лошадей – значит, путь у них был не близок – и Тэмуджин не погонял свою кобылу. «Сначала узнаю, где они живут и кто такие, а там будет видно, как вернуть у них свое», – решил он.
День прошел в небыстрой скачке по безлюдной степи.
Перед закатом солнца Тэмуджин перешел небольшую речку, пониже впадавшую в Онон. А вскоре после заката следы грабителей, обогнув южные отроги высокой горы Тордэг, с детства знакомой ему по частым кочевкам мимо нее, резко оторвались от реки и повернули на северо-восток.
* * *
К концу третьего дня в густеющих сумерках Тэмуджин увидел впереди одинокую юрту. Она стояла в укромной низине между тремя сопками, будто спрятавшись от чужих глаз. Неподалеку кучились полтора десятка лошадей с жеребятами – это были дойные кобылы. Следы грабителей, выскочив на гребень, резко повернули влево и снова скрылись за увалом, огибая стойбище – видно, они не хотели показываться на глаза людям.
Тэмуджин оставил следы и направился прямо к юрте. «Переночую здесь, – решил он, – и заодно узнаю, какой род в этих местах кочует». Он перевел свою подуставшую лошадь на шаг и, внимательно оглядывая чужое стойбище, приближался к нему.
Рядом с кобыльим косяком возвышался огромный косматый жеребец темной масти. Чуть в стороне стояли три ездовых мерина. Жеребец, почуяв новую кобылу, высоко поднял голову, нюхая воздух, и беспокойно всматривался в их сторону. «Как бы не набросился, – опасливо подумал Тэмуджин, досадуя, что едет на кобыле. – Придется еще отбиваться…»
У стойбища взлаяли собаки, три рослых черных пса. Выскочив из-под набитой чем-то арбы у коновязи, они захлебывались рыком, по-волчьи высоко задирая толстые морды.
Мелькнул полог юрты, на миг блеснул огонь с очага, и у двери показался человек, видом молодой парень. Громким окриком он унял собак – те с глухим рычанием отошли в сторону – и неподвижно стоял, поджидая его.
Тэмуджин подъехал неторопливым шагом.
– Хорошо ли живете? – стараясь казаться приветливым, спросил он.
– Неплохо, – протянул тот, настороженно вглядываясь в него. – Удачен ли ваш путь?
– С помощью западных небожителей, – Тэмуджин, показывая хозяину свое миролюбие, выдерживал приличный тон. – Благополучен ли ваш скот?
– Слава Уураг Сагаан Тэнгэри, беды пока обходят нас, – хозяин взял его кобылу за недоуздок. – Зайдите в юрту, отдохните с дороги.
Тэмуджин снял с ременного пояса хоромго и колчан, тяжелую мадагу, повесил на крюк рядом с дверью и шагнул впереди хозяина в пустую юрту. Тот, указывая рукой вперед, провел его к очагу и усадил с правой стороны.
Пока хозяин хлопотал у огня, Тэмуджин незаметно оглядывал юрту. Жилище было пастушье, по стенам висели толстые мотки веревок, узды и сбруи, под ними валялись набитые чем-то мешки, намордники для жеребят.
На огне в небольшом железном котле закипала вода. Хозяин бросил в котел два толстых отрезка сушеного мяса, снял со стены кожаный бурдюк и налил в деревянную чашу айраг. Тэмуджин принял чашу обеими руками, произнес благопожелание об изобилии в его доме, брызнул несколько капель в очаг и в сторону онгонов, неторопливо отпил.
Хозяин украдкой следил за ним и по виду был немало встревожен. Помешивая в котле почерневшим от старости деревянным черпаком, он рассказывал гостю о травах в этом году, о прошедшей зимовке, о снегах, что выпали в их урочищах, о том, как, несмотря на частые облавы, размножились волчьи стаи, но ни слова не сказал о нашествии чужеземцев, будто ничего не слышал об этом.
«Боится об этом заговаривать, – понял его Тэмуджин. – Опасается нарваться на лазутчика…»
Возрастом тот был постарше его: тринадцать или даже четырнадцать лет, высок, широк в плечах. Видно было, что умен: говорил неторопливо, обдумывая каждое слово, да и морщина, пролегшая сверху вниз над переносицей, говорила об этом – не вдоль лба, как у глупцов.
Тэмуджина стала осиливать усталость, веки его отяжелели, хотелось прилечь тут же и заснуть, но вежливость требовала дождаться угощения.
– Я расседлаю вашего коня и отпущу пастись, – хозяин подбросил в огонь несколько кусков аргала и поднялся. – А вы присмотрите за мясом, оно почти готово.
Тэмуджин молча кивнул. Как только за ним опустился полог, он тут же закрыл глаза и провалился в сон. Спать сидя ему стало привычно за время тайчиутского плена, когда отдыхать приходилось урывками.
Он не знал, долго ли не было хозяина, но лишь шевельнулся полог и тот вошел в юрту – Тэмуджин мгновенно проснулся; он успел немного поспать и отогнать сонливость. Открыв глаза, он неподвижно смотрел на огонь. Хозяин бросил на него подозрительный взгляд, будто пытаясь угадать, не ел ли он из котла без него. Тэмуджин насмешливо и понимающе улыбнулся.
Хозяин взял с полки березовое корытце, выловил куски мяса из котла, отрезал от них маленькие кусочки, угостил огонь, отпробовал сам и поставил корытце перед ним. Тэмуджин вынул короткий нож и принялся за еду. Тот украдкой поглядывал на него.
«Слишком уж недоверчив, – досадливо думал про него Тэмуджин. – Сжался весь, наверно, думает, что я вор, за его кобылами охочусь… такого не сразу разговоришь…»
– Какие рода кочуют в ваших местах? – отрезая мясо и стараясь казаться равнодушным, спросил Тэмуджин.
– Здешние рода все откочевали вниз по Онону, – помедлив, ответил тот. – Остались одни мелкие айлы по окраинам…
– А ваш род?
– Наш род аруладов тоже укочевал вместе с другими, но айл наш остался на месте.
– Почему?
– Всем там места не хватит, – уклончиво ответил тот. – Да и где лучше будет в наше время – одни небожители знают…
Тэмуджин покивал с понимающим видом. «Решили держаться подальше от смуты», – подумал он. Подождав немного, спросил:
– А много таких, что остались?
– Кто знает… – нахмурившись, сказал тот. – Сейчас все стараются не показываться людям. Сидят по глухим урочищам и пережидают время.
Утолив голод, не съев и четверти того, что было перед ним, Тэмуджин отодвинул корыто с мясом, убрал нож.
– Почему вы так мало съели? – удивленно спросил хозяин; видно было, что он на самом деле удивлен, а не для вежливости спрашивает. – Разве вы так быстро насытились?
– Сытый волк теряет сноровку, сытый медведь теряет отвагу, – улыбнулся Тэмуджин, вспомнив старую поговорку, которую часто повторял дед Тодоен, и добавил: – Завтра я должен выехать на рассвете.
Боорчи наполнил чашу горячим супом и подал ему.
Помолчали. Тэмуджин продумывал про себя: «Если его прямо спросить: видел ли он сегодня людей, гнавших лошадей, он ответит, что не видел, значит, надо спросить по-другому… Видно, что недоверчив, его пугает скрытность, значит, надо открыться перед ним, чтобы не боялся… Если открыто назову себя, мне никакого вреда не будет, а он может в ответ пойти навстречу…»