– Думаю, что это будешь ты, – сказал Джарчиудай. – Потому я и привел к тебе своего сына, а не к кому-то другому. Я хочу, чтобы мои сыновья делали настоящее дело, а не бегали по прихотям дурных людей.
– Ты мог дождаться, когда я верну улус отца, и уже потом привести ко мне своих сыновей, – не отступался от него Тэмуджин, допытываясь истины.
– А как же ты вернешь свой улус, если все будут сидеть по домам и дожидаться готового? – усмехнулся тот. – И на кого ты потом будешь полагаться в таком улусе? У тебя должны быть верные помощники, а кто-то должен быть с тобой и в начале дела…
«Лучше всех напьется тот, кто будет у начала источника, – вспомнил Тэмуджин поговорку. – И верно, что каждый стремится к лучшему».
Тэмуджин велел своим братьям поставить новую юрту для гостей – малую, в которой раньше жили Сочигэл с сыновьями. Ее поставили в левую сторону от большой юрты, как и стояла она раньше в курене. Джарчиудай переночевал в ней с сыном и назавтра уехал. Джэлмэ остался у них в стойбище. Чтобы ему одному не было скучно – да и в большой юрте всем уже было тесно – Хасар с Бэлгутэем перешли жить в малую юрту вместе с новым нукером.
Тэмуджин в первый же день коротко поговорил с Джэлмэ, усадив его рядом с собой в малой юрте. Тот оказался немногословен, на вопросы отвечал двумя-тремя словами и замолкал, потупив взгляд. «Пусть пока привыкает, – решил Тэмуджин. – Даже иных скакунов поначалу не поймешь, хорош он или плох…»
После полудня Хасар и Бэлгутэй повели гостя на охоту. Оставшись с матерью наедине в большой юрте, Тэмуджин начал заветный разговор. Они сидели у очага.
– Это не первый нукер, который пришел ко мне, – сказал он. – Когда я шел по следам грабителей, я встретил парня из рода арулад…
Он рассказал ей про Боорчу.
– Разве это не знак с неба, когда ко мне сразу пришли два человека, да еще и без зова? – спросил он. – Что ты думаешь об этом? Не пора ли мне начинать собирать отцовский улус?
Мать долго молчала, обдумывая его слова. Наконец, сказала:
– Видно, это не для моего женского ума дело. Я рада, что к тебе начали приходить нукеры, одно это уже хороший знак. Но всякий раз, как я вмешивалась в твои дела, я оказывалась неправа… Вмешалась в первый раз, когда ты не хотел отдавать отцовское знамя дяде Даритаю, я тогда пошла к деду Тодоену спросить совета, а он мне сказал, что прав ты, а не я. Помнишь, когда я вернулась от него, я сказала тебе: «Ты уже стал взрослым и теперь решай все сам»? Но и после этого я не раз вмешивалась в то, что решал ты. Все боялась, что из-за молодых своих лет можешь ошибиться и погубить себя. И снова ты оказывался прав, а не я: и прошлогодним летом, когда ты отказался идти к своим дядьям на Агу, и недавно, когда угнали наших коней, а я не хотела отпускать тебя в погоню. Отныне я воздержусь советовать тебе в мужских делах. Знак это тебе начинать собирать улус или нет, не знаю. Можно было бы думать, что это знак, если не знать, что восточные духи любят насылать ложные приметы, а потом коварно обмануть… Уж думай сам, сынок, а я уже боюсь, что насоветую, а потом окажется, что все не так…
Мать, вздохнув, встала и вышла из юрты, оставив его одного. Разговор с ней лишь перепутал мысли, навеял сомнения в его надежды.
До вечера он в одиночку бродил по окрестным холмам, не находя себе места. Подавленный, он несколько раз подходил к подножию Бурхан-Халдуна, подолгу смотрел на его лысую вершину, но тот хранил немое молчание, не подавал знаков. Мать несколько раз выходила к коновязи, жалеющим взглядом смотрела за ним и, бессильная чем-то помочь, уходила обратно в юрту.
«Что-то надо делать! – одно и то же билось в голове, изнуряя его тупой, ноющей тревогой. – Ко мне пришли нукеры, ждут от меня дела, я не могу сидеть просто так… время идет, нельзя медлить… с чего-то надо начинать, а с чего? Снова ехать к Мэнлигу и спрашивать у него совета – значит, показать свою слабость. Он и так обещал немало. Надо иметь свое решение и уж потом, если нужно будет, обращаться к нему…»
Внутренний голос не давал ему покоя, неотступно шел по пятам, толкал на что-то важное, но что это за дело – на что он должен был сейчас решиться – Тэмуджин не мог уловить.
В сумерках он с тяжелой головой пошел в юрту. Равнодушно посмотрел на только что отваренное для него мясо в котле и лег спать. Мать Оэлун бесшумно подошла к нему с мягким козьим одеялом в руках, заботливо укрыла и увела Тумулун в молочную юрту. Уже сквозь сон Тэмуджин услышал стук копыт и негромкие голоса возвратившихся с охоты братьев с новым нукером и равнодушно, как о постороннем подумал: «Познакомились, теперь братьям будет веселее…»
Ночью ему приснился сон: невеста его Бортэ, дочь хонгиратского Дэй Сэсэна, приехала в их стойбище на светло-сивой кобыле и, привязав лошадь к коновязи, зашла в молочную юрту. Он зашел вслед за ней, а там вся юрта уже была убрана яркими сартаульскими коврами, в очаге горел огонь, а Бортэ сидела на женской стороне на месте хозяйки. Она с ласковой улыбкой взглянула на него и стала переливать длинным ковшом перекипающее в котле пенистое молоко. Он сел рядом с ней, хотел дотронуться до нее, но постеснявшись, не решился.
Он проснулся перед утром и сразу же вспомнил про сон. Обдумав со свежими силами, Тэмуджин теперь твердо осознавал: надо ехать за невестой. «Какой может быть улус у неженатого человека? – усмехался он уже над собой, досадуя на свою вчерашнюю недогадливость. – Женюсь, тогда и люди по-другому будут смотреть на меня…» Ему тут же все стало ясно, все встало на свои места.
За утренней едой, когда все собрались у очага (новый нукер Джэлмэ, как гость, сидел рядом с Тэмуджином), он объявил:
– Сегодня я поеду за невестой.
За очагом стало тихо. Тэмугэ, потянувшийся было к котлу с мясом, убрал руку. Кроме Джэлмэ, скромно смотревшего перед собой, все удивленно взглянули на Тэмуджина.
– А разве сейчас такое время, чтобы жениться? – вырвалось у Сочигэл, которая в последнее время снова стала разговорчивой и, как прежде, слова свои отпускала не выбирая. – Ведь что сейчас творится в степи… Не подумают ли хонгираты, что сын Есугея за это время умом повредился?
Братья вопросительно посмотрели на мать Оэлун. Та долго молчала, трудно шевеля бровями, собираясь с мыслями.
– И вправду, – недовольно сказала она, – кажется, сейчас всем не до этого… Хорошо ли ты подумал, сын мой? Не лучше ли нам подождать с этим делом?
Тэмуджин вмиг побурел лицом, досадливо покосился на Джэлмэ и скрипнул зубами, будто от острой боли. Матери, поняв свою оплошность, виновато переглянулись между собой.
– Братья, выйдите из юрты, я хочу поговорить с матерями, – не поднимая глаз, охрипшим голосом проговорил Тэмуджин.
Те сорвались со своих мест, торопливо вышли наружу. Дождавшись, Тэмуджин гневно посмотрел на матерей.
– Вы что, решили меня в первый же день перед нукером опозорить? – тихо сказал он. – И что мне дальше ждать от вас, если вы с самого начала так ведете себя перед чужими людьми?