Он резко дернул, и горячая кровь струей ударила в ладонь, полилась внутри. Барашек резко ослаб, перестав сучить ногами, и почти сразу испустил дух.
– Тяжелая рука у жениха, – одобрительно заговорили вокруг. – Сразу замер барашек…
Облегченно вздохнув, Тэмуджин стал сдирать с него шкуру…
* * *
Мэнлиг все эти дни внимательно следил за Тэмуджином. Глядя на него, он дотошно перебирал в памяти все его слова, сказанные в разговорах с ним самим, с Хара Хаданом, Дэй Сэсэном, и все больше убеждался в том, что по уму он растет не по своим годам, что в будущем он далеко опередит и своего отца Есугея, и Таргудая и всех других.
Все это время Мэнлиг большей частью помалкивал, уступив старшинство Хара Хадану, вместе с другими принимая угощение от хозяев, поднимая вместе со всеми чаши с вином, а сам упорно размышлял про себя:
«…Придет время и такой парень без труда все племя возьмет в руки… А нам с Кокэчу придется быть втрое хитрее, чтобы удержаться рядом с ним. А то можно и голову потерять… Чтобы он для нас был безопасен, надо сделать все так, чтобы он всю жизнь испытывал к нам благодарность – это чувство у него есть и его надо разжечь – Кокэчу сумеет это сделать. Надо ему показать и крепко внушить то, с какими тяжелыми трудами, с какими рисками нам удалось сохранить и вернуть ему отцовский улус… Надо еще подумать, как сделать побольше трудностей в этом деле. А отчего могут возникнуть трудности? Оттого, что тысячники не захотят пойти под его руку. Почуяв волю, они захотят жить своей головой. Надо поговорить с ними так, чтобы они сторонились Тэмуджина и стремились быть подальше от него, а может быть, и попытались уйти в чужие степи. А там уж я найду, как взяться за них, вернуть хозяину, а потом можно будет и обвинить тысячников в измене, прогнать их и поставить на их места своих людей. Войском буду править я. А кто управляет войском, тот управляет нойоном… – Мэнлиг выпивал вместе со всеми и хмелел, но в уме крепко держал нить своих мыслей: – Если он со временем встанет хотя бы над одними борджигинами, это уже будет ханство. А хану, особенно такому молодому, нужен дайчин-нойон [30] , вот я им и буду… А пока нужно постараться удерживать войско как можно дольше, чтобы оно не так легко вернулось к нему в руки, и только из моих рук. Тогда Тэмуджин будет послушен мне. Я буду его держать в узде, а Кокэчу будет нашептывать ему во сне мои решения… Вот так!»
* * *
Тэмуджин разделал барана на мелкие части и сварил в котле. Отваренное мясо разложил по берестяным корытцам. Отрезал по куску от каждой части – головы, лопаток, грудины, ребер – с молитвами положил в огонь, так же отрезал еще, отнес в большую юрту и там положил в огонь очага, вернулся, снова отрезал и угостил онгонов в юрте. Толпа молча наблюдала за ним, ревниво следя – не допустит ли какой-нибудь оплошки.
Вернувшись, Тэмуджин взял корытце, в которое была посажена голова барашка, и с поклоном поднес старику, сидевшему в середине. Левую лопатку поднес старику справа, грудину отдал старику слева.
– Ну, жених отдал дань нашим предкам, – объявил Дэй Сэсэн и весело обратился к сородичам: – Разбирайте мясо, чего вы ждете, думаете, каждому он будет подавать?
Цотан поднесла Тэмуджину воды в кувшине и полила ему на руки.
Отпробовав мяса вместе со всеми, хозяева и сваты пошли в юрту. Расселись. Тэмуджин заметил, что на этот раз Дэй Сэсэн и Хара Хадан сели подальше друг от друга, оставив между собой место, и понял: сейчас введут невесту. Тревожно и радостно застучало в груди. Замерев, он услышал, как снаружи усилился гомон толпы, зашуршали шаги многих людей за дверью.
Приподнялся полог; первой вошла разодетая в шелка старуха, повернувшись, она пропустила закутанную в широкий халат девушку. Та вошла, выпрямилась, и Тэмуджин узнал Бортэ. Она сильно изменилась за два прошедших года, стала выше ростом и полнее телом, но глаза оставались все те же – пронзительные, полные тепла и ласки. За ней заходили другие девушки.
Бортэ, раскрасневшись от волнения, невидящими глазами быстро обвела всех и поклонилась сватам. Мать подошла к ней, взяла за руку и провела на хоймор, усадила на место между отцом и сватом.
Тэмуджин неотрывно смотрел на нее; та, застыв взглядом и сжавшись, сидела неподвижно, но потом, почувствовав его взгляд, повернула голову, встретилась с ним глазами – робко и вопросительно. «Ты ли это? – будто спрашивала она. – Тот ли веселый и добрый парень, что был раньше?..» Ласковым огнем опалило нутро Тэмуджина и он, не сдерживая взволнованной улыбки на лице, все смотрел на нее, пока она не отвела глаз, напоследок блеснув ими в ответной улыбке.
– Ну, вот наша дочь, – подавляя грусть, улыбнулся Дэй Сэсэн. – За нее мы стыдиться не будем, всему, что нужно замужней женщине, она обучена, спать много не привыкла, сидеть сложа руки не будет. Лишь бы муж относился хорошо, тогда и в семье будет счастье.
– Тэмуджин парень разумный, – ответно улыбнулся Хара Хадан, – у дочери вашей лицо, что заря, и в глазах огонь, разве можно к такой женщине относиться плохо?
– Ну, тогда выпьем за благополучие в новой семье, – Дэй Сэсэн стал наполнять чаши. – И будем наряжать жениха…
Когда все выпили, мать невесты Цотан достала откуда-то сверток, развернула широкую замшевую рубаху и штаны, подошла к Тэмуджину. Он встал с места, снял с себя пояс, халат, гутулы, затем рубаху, штаны и, раздевшись догола, поднял руки, давая натянуть на себя новую рубаху.
Цотан помогала ему одеться. Когда Тэмуджин надел гутулы и пояс, она достала из-за пазухи большой орлиный клюв на тонком ремешке, одела ему на шею.
– Пусть этот клюв оберегает тебя от сглаза и опасностей. Я его заговорила древним материнским словом.
Подошли двое девушек. У одной в руках была наполовину заплетенная коса из конского волоса, другая держала три увесистые бронзовые бляхи. Цотан, встав сзади Тэмуджина, стала расплетать ему косу. Расчесала костяным гребнем и старательно заплела ее вместе с конским волосом и бляхами.
«Скорее бы выехать, – устало подумал Тэмуджин, чувствуя, как оттягивают голову сзади тяжелые бляхи и незаметно покосился на Бортэ; та все еще сидела, стыдливо опустив глаза. – Должно быть, уже скоро…»
Снова все выпили – на этот раз за одевание жениха – и после невеста с матерью и подругами ушли готовиться в путь.
– Сам я не смогу вас проводить, – говорил подвыпивший Дэй Сэсэн, захмелевшими глазами глядя на Тэмуджина и Хара Хадана. – Сами знаете, сейчас не время бросать свой улус. Поедет мать, проводит до самого айла. Да это и лучше, обе матери поговорят по-хорошему, договорятся обо всем, а мне и разговаривать будет не с кем, Есугей-нойон ведь ушел от нас. А ты уж, дорогой сват, прикрой их от опасностей.
– Об этом пусть твое сердце не болит, – успокоил его Хара Хадан. – Мэнлиг проводит до самого дома, я ему и воинов дам. В верховье Керулена дорога безопасна, а оттуда пройдут через горы. Это не то, что прямо по степи… А ты, – он вдруг перевел разговор на будничные заботы, – через два дня приезжай ко мне, будут все южные нойоны, нам ведь есть о чем поговорить.