Рязань из борьбы за первенство выбывала, хотя её претензии на «самость» будут живы ещё чуть ли не век. В середине XIV века столица рязанских князей была перенесена из старой Рязани в Переяславль Рязанский, стоящий на высоком холме, опоясанном реками Трубеж, Лыбель и глубоким рвом, их соединяющим. (Сегодня это и есть современная Рязань). Однако первенствующего значения рязанские князья и после этого не обрели.
Тверское, Московское и Владимирское княжества, объединившись под одной рукой и приведя к союзничеству Рязань, составили бы мощную силу. Не будучи готовыми к вооруженному противостоянию со всё ещё сильной Золотой Ордой, объединённая Северо-Восточная Русь могла бы, тем не менее, парализовать литовское влияние в Южной Руси и восстановить русские позиции в Южной Руси, включая Киев и Чернигов.
В случае успеха, можно было бы думать о возврате из-под владычества Польши и Венгрии также Юго-Западной и Западной Руси.
Объективные исторические условия отнюдь не препятствовали подобному развитию событий, и к середине XIV века новая Русь от Карпат до Оки была бы возможна. Постепенная деградирующая Золотая Орда вряд ли смогла бы эффективно противодействовать этому.
Невозможной такую Русь делали субъективные факторы – мелкие собственнические интересы удельных князей и знати. Так, в 1315 году Михаил Тверской инициировал карательный поход совместно с вызванными им ордынцами на Новгород, державший сторону Юрия Московского. Новгородцев поддержал войском Юрий, но без успеха, и тогда Михаилом и «татарами» был подчистую разорён Торжок.
Причём князья и бояре не ограничивались личной враждой, они ещё и разжигали узколобый братоубийственный местный «патриотизм», когда москвич смотрел, порой, на тверича не более дружелюбно, чем на «татарина»…
По мнению Н.С. Борисова, борьба с Москвой не ослабляла Тверь, а лишь поднимала её авторитет в русских землях. В 1317 году Михаил Тверской разгромил у села Бортенево под Тверью карательную экспедицию ордынцев во главе с Кавгадыем и Юрием Московским. Татары сдались, Юрий едва успел уйти в Новгород. Бортеневская победа получила на Руси широкий резонанс, однако серьёзного практического значения не имела, лишь обозлив хана Узбека.
Противостояние князей продолжалось, как и противостояние земель, однако в целом народная масса только приветствовала бы объединение Руси, особенно с учётом того, что городами Русская земля ведь не кончалась, а основательный мужицкий ум не мог не видеть выгод мира и единения между князьями.
Как два достаточно сильных лидера, московский князь Юрий Данилович и великий владимирский и тверской князь Михаил Ярославич, осознав всё выше сказанное, были бы способны решить дело миром и союзом. Вместо этого они долгие годы враждовали, и в 1318 году их соперничество кончилось тем, что оба, вызванные в новую столицу Орды Сарай-Берке, предстали перед судом хана Узбека. Хан же повелел, как сообщает летопись: «Сотворите суд князю Михаилу с князем Юрием Московским. Которого будет правда, того буду жаловать, а виноватого повелю казнить».
Обвинителем и судьёй был назначен мурза Кавгадый, союзник Юрия. После Бортеневского разгрома Кавгадый попал к Михаилу в плен, но вскоре был отпущен. Теперь же мурза обвинил Михаила в смерти жены Юрия – Кончаки, золотоордынской царевны, сестры Узбека, вышедшей за Юрия в 1316 году. Она тоже после Бортенева попала в тверской плен вместе с Кавгадыем и там умерла якобы от отравы.
Естественно, Кавгадый принял сторону Юрия, и 22 ноября 1318 года Михаил Ярославич принял мученическую смерть, за что впоследствии был канонизирован. Юрий же вернулся из Орды с ярлыком на великое княжение.
В драме отношений Михаила и Юрия трагизм тогдашней княжеской розни выявился наиболее, пожалуй, ярко, тем более, что эта драма не завершилась со смертью Михаила.
Сын казнённого Михаила – 20-летний Дмитрий Михайлович Грозные Очи, сел в Твери, женился на дочери великого князя литовского Гедимина Марии и, опираясь на союз с Литвой, в свою очередь повёл борьбу с Юрием Даниловичем Московским. В 1322 году Дмитрий донёс Узбеку, что ханский зять Юрий утаивает от Орды собранную дань, и, воспользовавшись скандалом, выпросил ярлык на великое княжение. Когда же Юрий ринулся к Узбеку оправдываться и внести деньги, брат Дмитрия Александр Михайлович, по дороге ограбил Юрия.
Наветы Дмитрия стали одной из причин приезда на Русь ханского посла, в результате чего было учинено «много пакости низовским городам». Так очередная княжеская распря вышла боком другим. Подобные истории – взаимные пакости владетельных особ, за которые приходилось расплачиваться народу, были тогда обычным делом и для Европы, однако на Руси они становились особенно гнусными и разрушительными из-за присутствия хищной и безжалостной внешней силы.
В 1234 году Узбек вызвал Юрия, а затем и Дмитрия, на суд. Юрий был тогда в северном походе против Устюга, жители которого грабили новгородских купцов, ходивших в Югорскую землю. Получив вызов хана, Юрий двинулся кружным путём через Пермь и встретил в Сарай-Берке Дмитрия.
Скорее всего, Дмитрий опасался, что исход его тяжбы с Юрием окажется таким же, как и у тяжбы Юрия с отцом Дмитрия, и 21 ноября 1325 года – в канун седьмой годовщины казни отца, Дмитрий на глазах Узбека зарубил Юрия мечом, «мстя кровь отчу». Разгневанный хан хотел немедленно казнить тверского князя, но советники отговорили хана, предлагая взять с Дмитрия большой выкуп за себя. За деньгами отправился в Тверь его брат Александр, тоже бывший в Орде. Тем не менее, почти через год – 15 сентября 1326 года, Дмитрий был казнён в свой день рождения.
Сюжет вполне шекспировский, но разыгранный не на театральных подмостках, а на подмостках истории. И сюжет вполне назидательный – распри русских князей на фоне продолжающегося порабощения Руси имели трагический исход как для них самих – что было бы ещё полбеды, так и для Руси, что было действительно национальной трагедией.
И тут следует кое с чем объясниться…
Глядя на длившиеся чуть ли не триста лет внутрироссийские распри, уместно задаться вопросами: «А можно ли говорить о тех веках, как о веках русской истории? Была ли тогда та Русь, о которой мы сегодня говорим как о чём-то реальном, в то время как надо говорить об обширном конгломерате отдельных земель – Суздальской, Тверской, Новгородской, Рязанской, Переяславской, Московской и т. д., которые то и дело враждовали друг с другом?».
И если не было Руси как понятия, существовавшего в умах живших тогда людей, то не было, выходит, ни общей русской истории, ни русского народа? Тем более – великой истории великого народа…
Что тут можно и нужно ответить…
Вышло так, что даже в до-советской русской историографии несомненный факт многовекового внутреннего противостояния различных регионов Руси если и отмечался, то – как-то бочком, мимоходом… И эта линия сохранилась в классической советской историографии.
На первых порах, правда, русское прошлое в СССР нередко просто-таки смешивали с грязью и не ставили ни во что… Сказались и диалектический закон борьбы и единства противоположностей, и отсутствие духовной связи с Россией таких крупных – тогда – деятелей новой власти, как Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Каменев и прочие… Сказались и идейные перехлёсты молодых энтузиастов революции: соблазну отрицания поддался вначале даже Маяковский, а поэт Джек Алтаузен, позднее репрессированный, писал прямо: