— Ну и оставила бы меня там, а себе взяла мальчика, — Рита, не понимая шутки, всегда обижалась на эти слова.
— Глупая, ведь ты же от этого мальчиком бы не стала! — смеялась мама, — А оставить тебя в роддоме мне действительно предлагали.
— Это еще как?
— Приходит ко мне медсестра и первый раз приносит тебя на кормежку. Я смотрю, а на все лицо у тебя огромная родинка. Медсестра сочувственно так, говорит, мол ну родимое пятно, что же делать… Спрашивает: «Может, оставите её, мы в детдом сдадим… Зачем урода растить-то, а?» Я дрожащими руками тянусь к тебе… И выясняю, что это они тебя просто плохо вымыли. Веселые такие шутки, да?
— Видишь, я еще едва родилась, а судьба меня уже подводила к независимости, если б ты от меня отказалась, я бы с детства стала самостоятельной.
— Ты все про свое… А почему бы этот случай не подвести под другую тематику, типа эх ты, даже родилась в дерьме!
— Мама! — конфузилась Рита, — Ну вечно ты всё опростоволосишь…
Такие диалоги в семье Морских были довольно частыми. С самого появления дочери на свет, мать уже считала ее равной. Как поняла Рита позже, мама просто была очень одиноким человеком, посему дочь для нее, так уж вышло, стала не просто ребенком, а единственным другом. Мама была очень веселой, но строгой и жесткой. Очень умной, отчего страдала. Рита в детстве на стандартный вопрос, “кто твоя лучшая подруга?” абсолютно честно отвечала — мама.
Первая Ритина встреча с отцом произошла в комнате коммунальной квартиры, где тогда жили Морские. Папа не вместился в соседский москвич, снаряженный всеми необходимыми для встречи новорожденной родственниками. Сергея — так звали отца — почему-то в состав этих родственников не включили. И он, в тайне радуясь возможности побыть хоть секунду одному, дожидался жену с ребенком дома, успев за это время обзвонить половину города и пригласить посмотреть на ребенка. Как ни странно, но на это приглашение почему-то откликнулись все друзья сразу, хотя обычно, по статистике, которую вели молодожены, на приглашение из всех обзвоненных откликалось лишь 30 %. Ирина — так звали Ритину маму — замученная советами родственников, прибыла домой. Там она обнаружила обильное месиво из доброжелательных дружеских лиц. В тот момент ей захотелось застрелить мужа. Но деваться было некуда, пришлось всех размещать (это в одной-то комнате), самой напрашиваться к соседке во вторую и периодически присоединяться к бурному разговору гостей, оставляя спящего ребенка одного. Этот вечер чуть не стал для Риты последним. Семилетняя соседская Ленка, заметив что в квартире появился еще один ребенок, справедливо рассудила, что ни конфет соседа-Федора, ни игрушечных машинок тети Иры на двоих ну никак не хватит. Поэтому, когда тетя Ира в очередной раз выбежала к гостям, оставив свой драгоценный сверток в одиночестве, Ленка схватила эту виновницу торжества и, на цыпочках выйдя из квартиры, направилась к мусоропроводу — выкидывать. В последний момент Лена на секунду остановилась, потому как сверток вдруг начал возмущенно кричать. Этот крик спас Рите жизнь, ибо на него срочно примчалась толпа гостей, которые, отобрав кричащего ребенка у малолетней убийцы, передали его на руки ошарашено молчавшим родителям.
Прошло три года. Рита оказалась ребенком непоседливым и взбалмошным. Она требовала игр, когда все нормальные младенцы еще спят сутками. Отказывалась отпускать мать от себя хоть на шаг. О том времени Рита хорошо знала по маминым рассказам.
— Я тебе рассказывала, как ты первый раз в садик пошла?
— Не-а.
— Ну, конечно! Рассказывала миллион раз, ты просто не помнишь.
— Ну, мамочка, ну еще разочек расскажи… А то я буду петь, — природа помимо всех остальных недостатков щедро наградила Риту полным отсутствием слуха, что давало маме Ире, закончившей в свое время музыкальную школу, все основания не переносить пения дочери. Рита умела этим пользоваться. И вымогала легко вымогала любые сказки и истории.
— Вот шантажистка! — фыркала мама, но смирялась, — Ну слушай. Тебе два годика, Маленькая такая, хорошенькая, уже с манией величия, но еще без твоего нынешнего презрительного отношения к сверстникам.
— Неправда, я всех их очень уважаю, просто мне с ними скучно, я другая…
— Ну, вот я и говорю, без мыслей о собственной исключительности. В общем, с детками во дворе ты играла с удовольствием. Привожу тебя в группу, до этого неделю проводила воспитательные беседы, на тему “Садик — это хорошо”. Ты очень положительно настроена, с деловым видом проходишь, садишься на свободный стульчик. Воспитательница меня мягко выставляет. Ну, я — все-таки мой кусочек там чего-то вытворяет — бегу к окну (слава богу, первый этаж). Смотрю, у вас завтрак. Молоко, печенье и каша. Тебя посадили за столик с еще четырьмя детками. Они, видимо, к садику привыкшие, сидят усердно кушают. Ты огляделась и сделала какие-то абсолютно неверные выводы о всеобщей свободе. Поэтому взяла свою тарелку и, поровну разделив ее содержимое на четыре части, разложила свою кашу по соседским тарелкам. Детки тебе, кажется, даже спасибо сказали. И только я подумала “какая моя девочка добрая-то”, как смотрю, ты все печенье со стола собрала, и, пока дети разделывались с кашей, съела, еще и два чужих чая выпила. Ну, думаю, раз так, то можно идти на работу, ты явно в обиду себя давать не собираешься…
— Заметь, я провела честную бартерную сделку! — смеялась Рита.
— По лицам тех деток я бы не сказала, что результаты их удовлетворили…
Вот так жила маленькая Рита. По исполнению четырёх лет, девочка вдруг заметила, что родители зачем-то собирают вещи, явно желая уезжать. Выяснилось, что комната их вовсе им не принадлежит, а принадлежит бабе Ларе, матери отца, которая все это время жила в далеком северном поселке Лобытнанги, а теперь решила вернуться в Харьков. Комнату надо было освобождать. Кроме того, баба Лара предложила сыну жить в ее однокомнатной квартире на Севере. Морские собирались переезжать в Лобытнанги. Маленькой Рите это очень не нравилось.
— Ну, пусть приезжает бабушка Лара сюда, пусть здесь у нас живёт и с нами…
— Риточка, мы все здесь не поместимся, куда же она приедет-то, а?
— А мы ей коврик в коридоре постелем, — из благих побуждений объясняла родителям заботливая Рита.
Риту, конечно, никто не послушал, и родители твёрдо решили ехать на Север. А бабушка Лара, приехав, не просто не стала спать на коврике, а еще и разместилась на единственном диване, и родителям, которые наотрез отказались спать в Ритиной кроватке, как дочь не настаивала, пришлось ночевать на полу. Это длилось недолго, ибо через два дня все семейство уже было на вокзале.
— Риточка моя, — из маминых глаз почему-то текли слезы, — ты пойми, мы на долго уезжаем, главное слушайся бабушку Лару, как только мы там устроимся — сразу же тебя заберем, ты будешь хорошо себя вести.
Рита кивнула.
— Хорошо, уезжай, все будет в порядке.
— Ты понимаешь, мы надолго.
— Понимаю, мам. А ты завтра придешь?