– Хочешь сказать, это как запор, когда никак не посрать?
– Да. – Дороти чуть поморщилась от такой прямоты. – Именно это я и хотела тебе сказать. Нина, тут нечего стесняться. Все это вполне естественно. Мы обе женщины. И нет ничего стыдного, если ты…
– Но ребенок-то у меня из другой дырки выйдет, верно?
– А ты как думала? Ты что, отела у коров не видела? Думаю, вы тут с Эгги вдоволь насмотрелись.
– Сравнила! Корове что сена пожрать, что телиться… Ой, я сейчас, наверное, обделаюсь. Дот… Дот, только не уходи… Ой, ой, как больно! Сил моих нет!
Но силы у нее оставались, и Нина тужилась. Она была сильной девушкой, хотя и очень устала. И понятливостью не обделена, невзирая на все страхи.
– Умница, Нина. Продолжай тужиться. Тебе не так уж много мучиться осталось. Старайся дышать поглубже. Дыши до новой схватки.
– Но откуда у меня ребенок? Быть такого не могло! Я бы знала.
– Что теперь об этом говорить? Ты рожаешь, уж поверь мне. Ну как, готова? Держись за мои руки, не отпускай. Держишься? У меня теплые и сильные руки. Они тебе помогут. А теперь соберись, глубоко вдохни и тужься. Тужься, Нина!
Нина во все глаза смотрела на Дороти, боясь отвести взгляд. Дороти понимала ее состояние. Но ребенок уже начал свое движение из материнского чрева во внешний мир. Увидев его головку, Дороти высвободилась из рук Нины. Сама она стояла перед роженицей на коленях, протянув руки и застыв в ожидании. Дороти казалось, что густые тучи вот-вот разойдутся и в просвет хлынет яркое солнце, которое озарит и согреет ее собственную жизнь. Она и сама не понимала, откуда у нее такие ощущения.
Нина, раскрасневшаяся, взмокшая от пота, лежала, запрокинув голову, и орала. А из нее выходил новый человечек. Темноволосый, со сморщенным красным личиком, сиреневато-белыми ручками, ножками и животиком. Пуповина была похожа на осклизлую серую кишку. Следом за ребенком чрево роженицы вытолкнуло слизь, кровь и целый поток непонятных жидкостей, больше похожих на желе. Дороти вскрикнула. Нина распласталась на брезенте. Ребенок громко заорал, замолотил ручками и засучил ножками. Он был таким же сильным, как его мать. Каким же ему еще быть?
– Надо же, какой ты красавец! – воскликнула изумленная Дороти.
Она торопливо стянула с себя кардиган, завернула в него ребенка и передала в руки молодой мамаши. К счастью, брезента хватило, чтобы накрыть мать и ребенка. Дороти поправила пальто, укутав Нинины плечи. Теперь им обоим тепло. Дороти очень хотелось, чтобы так оно и было. Вскоре малыш перестал кричать и дергаться. Измученная Нина откинулась на солому, закрыла глаза и, казалось, уснула.
– Нина, он у тебя просто чудо, – сказала Дороти.
Та не ответила.
Успокоившаяся Дороти, затаив дыхание, смотрела на новоиспеченную мать. Мысли мелькали, как надписи на киноэкране. Нина стала матерью. У нее появился ребенок. С красным личиком, требовательный, подвижный. Живой. Очень даже живой.
Невдалеке она заметила пакеты с едой и термосы, принесенные девочками из дому.
– Нина, дорогая, я тебе сейчас чаю налью. Тебе это необходимо. Приподними голову, а лучше сядь. Мне нужно обрезать пуповину.
Дороти откинула брезент, обнажив Нинины ноги. Она прибежала сюда с пустыми руками. Поискав глазами вокруг, тоже не нашла ни одного режущего предмета. А пуповину обязательно нужно перерезать. Эта грязная, окровавленная кишка уже сыграла свою роль и теперь представляла опасность для новорожденного. Но насколько опасно медлить с перерезанием пуповины? Мысль эта ненадолго испугала Дороти. Ей захотелось обрезать пуповину раньше… раньше, чем… хотя ребенок уже благополучно отделился от матери. Пуповина была лишней. Она вилась между матерью и сыном, похожая на вопросительный знак. Дороти приказала себе успокоиться. Она должна позаботиться о Нине. Если у роженицы выйдет послед, тогда, наверное, все будет в порядке. Дороти изо всех сил надавила на Нинин живот. Полилась кровь, и с кровью вышел послед. Не став ничего убирать, Дороти снова прикрыла мать и ребенка, отвинтила крышку термоса и налила чай. Он еще не успел остыть. Чай, приготовленный ею после короткой и бурной ночи любви с командиром эскадрильи. Сейчас чай был для Дороти воспоминанием о тех недолгих блаженных часах.
Нина глотала чай. У нее отчаянно тряслась рука, и Дороти пришлось самой ее поить. Из соломы она соорудила подобие валика, чтобы юной матери было удобно сидеть. Дороти помогла Нине приподняться, после чего расстегнула на ней рубашку и лифчик, чтобы Нина смогла дать ребенку грудь. Малыш тут же принялся сосать. Его глазенки были закрыты, а сам он был живой картинкой радости и спокойствия. Нина смотрела на сына со смешанным чувством ужаса и удивления. Дороти заботливо укрыла ее. Связав рукава кардигана, сделала что-то вроде конвертика для малыша. Только после этого она позволила себе выпить чая. Почему-то ее трясло ничуть не меньше, чем Нину.
Дверь хлева со скрипом отворилась. Это вернулась Эгги, насквозь промокшая от снега. Она была одна. Закрыв дверь, она побрела к Нине и Дороти и вдруг остановилась как вкопанная.
– Что за чертовщина?
– Нина родила ребенка, – сообщила Дороти. – Это были схватки. Теперь все позади. У нее сын.
Она улыбалась во весь рот, испытывая какую-то глупую гордость.
– Ребенок? – переспросила Эгги.
– Да.
– Что, настоящий ребенок?
– Помолчи ты, дура, – огрызнулась Нина. – Я что, по-твоему, куклу родила? Глаза разуй.
– Но… ты же не… ты же не была беременна.
– Оказалось, что была, – ответила Дороти.
Она налила чай и для Эгги.
Та взяла, продолжая глазеть на Нину и малыша.
– Нина, ты что же, скрыла от меня? – шепотом спросила она.
– Говорю тебе, я сама не знала!
– Как это ты могла не знать?
– Я склонна верить Нине, – сказала Дороти. – Такое иногда бывает. Нина не первая, чья беременность протекала незаметно. Я слышала о таких случаях. Просто у Нины месячные наступали не так регулярно, как у тебя. Вот она и не обратила внимания.
– Все равно не верю, – упрямо заявила Эгги, качая головой.
– У тебя были какие-то подозрения? – спросила Дороти.
– Нет.
– И у меня тоже. Говорю тебе, такое бывает.
– Ладно. Дайте хоть взглянуть на него.
Эгги склонилась над подругой. Малыш к этому времени насытился и заснул, завернутый в прекрасный (и теперь безнадежно испорченный) розовый кардиган Дороти.
– Ой, Нина. Какой хорошенький…
Эгги тихо заплакала.
Мягко шуршала солома под коровьими копытами. Дороти сидела и взирала на эту почти библейскую сцену. Нина лишь пожимала плечами. Она была бледной и очень усталой. Все еще не могла оправиться от шока.