Я съедаю два ломтика горячего промасленного хлеба. Потом еще два. Затем засыпаю. Точнее, дрейфую между сном и бодрствованием. Так любит меня Филип или нет? Наконец я затихаю, закрываю глаза, но продолжаю прокручивать в мозгу наш недавний разговор.
А он весь вечер и ночь проводит в моей квартире, присматривая за мной. Мой друг.
Дороти и ее мальчик. Он был темноволосым, худеньким, подвижным. Они вместе сидели на берегу реки, любуясь наступающими сумерками. Река текла тихо. Где-то поблизости вынырнула водяная крыса и юркнула в свою нору на берегу. Дороти услышала странный звук, похожий на шелестение тысяч ангельских крыльев, но это были не ангелы, а скворцы. Громадная стая. Словно бормочущая стена, они носились над кронами деревьев. Свет заходящего солнца золотил их черные блестящие крылья, отчего те казались отлитыми из чистого золота. Дороти потянулась к руке сына. Мальчик улыбнулся ей. Они вместе следили за полетом птиц. Мать и сын, рука об руку, спокойные и радостные. Но скворцы вдруг исчезли. Их место заняли шумные, злые вороны. Они охотились за совой, которая отчаянно махала крыльями, спасаясь от погони. Дороти с сыном видели ее круглые испуганные глаза. Дороти прижала ребенка к себе. Она качала его голову, пока жуткое зрелище не закончилось… Как и все сны, он промелькнул и выветрился из памяти.
Но тот день в 1939 году, день появления на свет Сидни, ей не забыть никогда, сколько бы она ни пыталась. И боль потери по-прежнему не утихала.
В тот день она стирала, но была вынуждена прервать работу. Клетчатые брюки Альберта так и остались в отжимальной машине. Ее нижнее белье плавало в баке, покрытое бахромой мыльной пены. Дороти послала Альберта за миссис Комптон. Он поехал на велосипеде. Повитуха прибыла на своем. Оба были раскрасневшиеся и усталые. Было три часа. Майский день выдался теплым. Дул приятный ветерок. Миссис Комптон вошла в кухню, неся с собой истертый черный саквояж, который не без труда взгромоздила на стол. Дороти сидела у плиты.
– Ну и как наши дела? – Уперев руки в бока, миссис Комптон бросила на будущую мать злобный взгляд.
Во всяком случае, Дороти он показался именно таким.
Миссис Комптон принялась ее расспрашивать и объявила: да, это схватки. Как водится, они накатывали и отступали, но каждая новая волна была сильнее предыдущей. На вопрос, давно ли они начались, Дороти затруднилась дать точный ответ. Кажется, часов шесть назад. Но она не помнила, когда именно слабая дрожь в теле сменилась болью.
– Пока еще рано, – сказала миссис Комптон. – Ребенок и двигаться-то не начинал. Тебе не помешает чашка хорошего чая.
Она взглянула на Альберта и кивнула в сторону чайника на плите.
Удивленный Альберт потряс чайник – не пустой ли. Нет. Булькает.
– А потом отдохни, поешь и ложись пораньше спать. И Альберт пусть по дому не бродит. Утром я приеду. Саквояж здесь оставлю, чтобы не таскать туда-сюда.
Дороти хотелось, чтобы миссис Комптон уехала. И в то же время она боялась рожать одна. Ее огорчало, что роды не произойдут в ближайшие час или два. К огорчению добавлялся страх.
– Вдруг ребенок родится ночью, а вас не будет рядом? – спросила она.
– Не родится, дорогая, можешь мне верить. Я видела сотни таких, как ты. С первенцами это всегда тянется долго. Не волнуйся, я не просплю. В шесть утра уже буду здесь. Тебя это устраивает? Постарайся уснуть.
Миссис Комптон уехала. Альберт и Дороти молча пили чай. Схватки продолжались, и каждый раз она замирала и переставала дышать. Боль обжигала ей бедра и вонзалась в живот, словно остро наточенный нож. Потом, воспользовавшись передышкой, Дороти поела. Они с мужем немного поговорили. Дороти постоянно ловила на себе его беспокойные взгляды. В девять вечера они легли спать. Альберт осторожно гладил ей живот, пока не уснул. Дороти не спалось. Она уговаривала ребенка родиться поскорее. Боль от схваток становилась невыносимой.
Дороти лежала, слушая дыхание спящего мужа, потом встала и принялась бродить по дому. Решив занять себя чем-нибудь полезным, она отправилась в прачечную и в паузах между схватками достирала, прополоскала и отжала белье, а потом развесила на веревках. Ночь была теплая. По-прежнему дул несильный ветер. Идеальная погода для сушки.
Она вернулась в дом, достала из-под кровати заветный чемодан и отнесла в гостиную. Открыв крышку, Дороти вынула все приданое, сшитое и связанное ею для Сидни. Сын. Конечно же, у нее родится сын. Дороти настолько была в этом уверена, что о женских именах даже не задумывалась. Она нюхала одежду для Сидни, встряхивала и разглаживала каждую вещь, а потом несла на диван, пытаясь решить, что́ наденет на малыша в первый раз. Приняв решение, она снова убрала вещи в чемодан и прилегла вздремнуть.
Около трех ночи Дороти разбудила боль. Пронзительная, нестерпимая, заставившая ее скрючиться и вскрикнуть. Внутри ее, в животе, что-то происходило. Что-то опасное и даже трагическое. Дороти это чувствовала по особенности боли. Она разбудила Альберта и сказала, чтобы срочно ехал за миссис Комптон. Да, она знает, что та приедет рано утром, но ребенок не может ждать до шести утра. Альберт пытался возражать, относя все страхи жены за счет ее состояния. Дороти не слушала его возражений, понимая, что никакими словами не объяснит мужу, каково ей сейчас.
После отъезда Альберта спазмы участились и усилились. Казалось, каждая волна требовала от Дороти быстрых и решительных действий. Но каких? Ее одолевали страхи. Начало казаться, что Альберт и миссис Комптон вообще не приедут и она будет рожать одна. Потеряет много крови, не будет знать, что делать с громко орущим ребенком. Дороти еле-еле поднялась наверх. Добравшись до кровати, она не легла, а встала на четвереньки и раскачивалась из стороны в сторону, пытаясь успокоить дыхание. Чтобы отвлечься, заставила себя думать о другом. Каким будет новый день? Скорее всего, сухим и теплым. От раскачиваний ей стало даже хуже. Скрип кроватных колесиков напомнил об обстоятельствах зачатия этого ребенка. Дороти перебралась на пол. Она стояла на коленях. Главное – остаться живой и не потерять рассудок.
Они приехали. Миссис Комптон, кряхтя, поднималась по узким ступенькам.
– Чайник поставь, – крикнула она Альберту.
«Наконец-то она здесь», – с облегчением подумала Дороти.
– Не надо так шуметь! – изрекла миссис Комптон, входя в спальню.
Дороти удивилась. Ей казалось, что она вообще не издает никаких звуков.
– Мне больно, – призналась она. – И страшно.
– Знаю, что больно. Кто же рожает без боли? Все нормально. Родишь, не помрешь.
– Я чувствую, там что-то не так. Что-то изменилось.
Дороти ткнула себе между ног и сразу вскрикнула. Прикосновение вызвало резкую боль. Откуда это ощущение, словно ее протаскивает через вальцы отжималки?
– Не мели чушь, – отмахнулась миссис Комптон. – Там у тебя все в порядке.