Я ничего о нем не знал.
6
Он сел на край кровати и крепко взялся руками за бедра. Опять тот же сон. Сон следует реальным событиям, повторяя их вновь и вновь странным образом – все, кроме концовки.
Он заходит в дом со двора, через террасу. Замок раздвижной двери легко поддается. Он знает, что юрист спит наверху. Он задерживается на секунду-другую, чтобы свыкнуться со звуками дома, с его атмосферой. Скоро он уже дышит в такт с ними. Он привыкает – это он умеет – к ситуации, какой бы она ни была. Он частенько думает, что вот он – истинный профессионализм в чистом виде, то, что объясняет его мастерство. Он всегда действует по ситуации.
Сейчас он сросся с этим двухэтажным домом из красного кирпича возрастом двести пятьдесят лет, расстояние от центра города два с половиной километра. Он слышит холодильник, он уверен, что слышит тонкий шум телевизора, оставленного в режиме ожидания. Он уверен, что слышит голоса с ближайшей площади, галдеж работающих допоздна пивных баров, даже воду, что медленно течет в широком канале. Он медленно поднимается по лестнице, медленно перенося вес тела на каждую ногу поочередно, пока не добирается до верхней ступеньки и не оказывается перед спальней, откуда доносится тяжелое дыхание. Он достает шприц из кармана куртки, пристраивает его между пальцами. Из спальни виден канал – темная, блестящая вода. Он делает несколько шагов, находит место, где из-под одеяла видно голое тело, и делает укол. Мужчина просыпается: это выражение лица ему приходилось видеть десятки раз. Это совершенно естественная реакция на его появление и на укол шприцем. В середине ночи, неожиданно.
И когда мужчина уже собирается кричать, он запихивает ему в рот одеяло и хватает за руки. Когда тот перестает вырываться, он вытаскивает одеяло изо рта и прислушивается. И ничего не слышит. Он укрывает мужчину, отходит к двери в спальню и оглядывается еще раз.
Совершенно случайно он выглядывает наружу. В черной стоячей воде канала есть нечто умиротворяющее. Одновременно он видит отблеск в окне.
Микроскопическое движение.
Большой палец ноги.
Мельчайшая дрожь.
Хочется достать шприц и проверить, но он знает, что это бессмысленно. Что-то пошло не так. Он делает шаг в сторону лежащего. Одновременно с тем, как тот начинает рвать с себя одеяло, внизу раздаются голоса.
Внутрь через террасу заходят – он узнает звук двери. Он прыгает на кровать и обвивает правую руку вокруг шеи мужчины. Пожалуй, яд подействовал, потому что спящий обделался. Он делает захват и дергает изо всех сил – шея ломается. Он встает с кровати и прислушивается.
Внизу все тихо. Тишина означает, что кто-то слышал шум наверху.
Он спускается по лестнице три ступеньки за раз, скользит по каменному полу на другую сторону комнаты и фиксирует пришедших. Степень ошибки – плюс-минус, но это два наркоши, решивших поживиться: один на кухне прямо перед ним, второй сзади со стороны кабинета.
Вариантов тут немного. Стоящий на кухне освещен лунным светом, смотрит ему прямо в глаза и говорит, что он воняет дерьмом и что ему конец, если только он вздумает позвонить в полицию. Эдакий щуплик лет тридцати, с лицом наркомана со стажем, в руках кухонный нож. Он поднимает руку и слышит, как второй, до этого рывшийся в ящике стола, начинает движение в его сторону. Тот, что спереди, подходит и говорит, что он должен показать, где деньги. Когда взломщик оказывается достаточно близко, он бьет его в лицо прямым ударом, ломает нос и, кажется, скулу, выхватывает из руки нож, делает разворот и всовывает лезвие прямо в глотку подоспевшего на помощь второго вора. Этот еще моложе первого. Пух на небритых щеках, испорченные зубы, на лице – пирсинг. Он дает ему осесть на пол и поворачивается к первому, до сих пор лежащему на полу. Он вкладывает ему нож в руку, встает и крепким ударом ноги раздробляет ему череп об пол.
Он знает, что это вовсе не выглядит так, как должно было бы, но это лучшее, на что он оказался способен в эту не так пошедшую минуту. Он идет к двери, выглядывает на улицу, пытаясь определить, не проснулись ли соседи. Он уже почти выходит, как слышит за спиной легкие шаги. Еще не обернувшись, он уже знает, чьи они. Ужас и раскаяние поглощают его целиком. Он не знает, как объяснить, зачем он здесь и что сейчас произошло.
Он поворачивается: лицо его сына круглое и радостное. Сын хочет на ручки.
Сон разбудил его. Сердце колотилось, тело было наполнено адреналином возбужденного животного. Он поднялся, прошел на кухню и начал лить воду, пока та не стала ледяной. Он наполнил стакан, выпил и включил компьютер. Найти человека было частью его умений.
Найти сына оказалось просто. Тот был либо зарегистрирован при рождении на фамилию матери, либо взял ее позже. Занимается публичной деятельностью. Щелкнув по фотографии в правом верхнем углу статьи о развитии общественного транспорта, он вгляделся в лицо молодого мужчины. Затем прочитал статью и испытал прилив гордости.
Насчет общественного транспорта он ничего не мог сказать, но каждое слово, написанное сыном, казалось ему удивительным. Не то чтобы он восхищался их подбором или гениальностью синтаксиса, но он был рад, что его мальчик где-то в этом городе писал статьи и через это был актуален для многих.
Сын был темноволосым и с голубыми глазами; его нос – он узнал в нем свой – был удлиненным и немного крупным – самую малость. Его взгляд говорил о пышущей молодости: до глубоких морщин в уголках глаз, до утомленности и потрепанности было еще явно далеко.
Глаза его мальчика светились надеждой.
7
Район Мустиккамаа был покрыт снегом и от этого казался зачарованным. Было тихо, и слышался ветер в верхушках сосен. Марьо Харьюкангас запаздывала: мы договорились встретиться в десять, на часах было шесть минут одиннадцатого. Вставало солнце, горизонт на востоке был укутан бархатом с золотой кружевной оторочкой – земля обетованная выглядит именно так. Самое темное время года уже прошло, и день длился уже пять с половиной часов.
Когда она предложила это место для встречи, я согласился сразу. Мне был по вкусу этот остров в хельсинкском архипелаге, в особенности зимой. Летом здесь повсюду были любители солнечных ванн, семьи с детьми, компании и просто праздный народ, а сейчас кругом тишина. Казалось бы, по прямой до центра – всего пара километров, но единственный путь идет через районы Сёрняйнен и Кулосаари, потом через мост Хопеасалми, так что расстояние увеличивается километров на двадцать.
Появилась Харьюкангас. Вид у нее был студенческий: рюкзак за спиной, шарф, шапочка. Изящная фигура – видна привычка к активному образу жизни. Она пришла пешком от метро и извинилась за опоздание. Сняли рукавицы, пожали друг другу руки. Собственно, в жизни она выглядела так же, как и на фото: карие серьезные глаза, морщины марафонца на щеках, сейчас раскрасневшихся от мороза и прогулки. Пришла одна.
– Прогуляемся, – предложила она, показав рукой в сторону пешеходной дорожки.