— По-моему, ты забыл правила аукциона, — прошептал Тео. — И потом, я хочу помочь. Нужно раскрутить ее бренд.
— У Люси хватает друзей, готовых ей помочь, включая меня, — выпалил Уайет. — Она не нуждается в твоей…
— Оригинальное платье от Люси Эллис, — повторил аукционист. — Разве оно не шикарно? Кто-нибудь готов предложить пять тысяч за это уникальное платье?
Прежде чем Уайет и Тео успели поднять таблички, из дальнего конца зала раздался робкий голос:
— Пять тысяч!
Уайет перевел дух — впервые с тех пор как Люси поднялась на сцену — и встал, чтобы посмотреть на ангела-спасителя. Фернанда Фейрчайлд сидела, воздев в воздух табличку дрожащей рукой. Уайет в шоке немедленно проникся подозрением: зачем лучшей подруге Корнелии спасать Люси? Но, когда он обернулся к сцене и увидел багровое от гнева лицо Корнелии и изумленно раскрытый рот, то понял, что стал свидетелем несомненного отступничества. Фернанда наконец набралась смелости.
Лед тронулся, и Уайет с радостью наблюдал за тем, как таблички взмывают в воздух — быстрее, чем аукционист успевал говорить. Каждая женщина в зале, казалось, поняла, насколько уникально платье Люси. Как и предполагал Уайет, светские львицы привыкли получать то, что им хотелось. Он взглянул на Люси; бесстрастное выражение ее лица выдавало внутреннюю радость. Если сегодня она восторжествует над законодателями вкусов — ее уже ничто не остановит.
— Двадцать тысяч! — провозгласил голос с легким британским акцентом из первого ряда. Гости озирались, чтобы увидеть человека, который вчетверо превысил изначальную цену.
— Марго Ирвинг! Двадцать тысяч от несравненной Марго Ирвинг! — воскликнул аукционист. Уайет, не в силах сдержаться, вскочил и зааплодировал — к счастью, другие тут же последовали его примеру. Марго вошла в историю — в течение десяти лет она ни разу не покупала платье на аукционе “Модного форума”.
— Двадцать тысяч от единственной и неповторимой мисс Ирвинг! Дамы и господа, кто-нибудь предложит больше?
Таблички перестали взлетать; гостьи разрывались между желанием приобрести платье и боязнью разозлить могущественного редактора, но шум в зале стоял просто оглушительный. Уайет, торжествуя, не сводил глаз с Люси, и та широко улыбнулась. Корнелия тем временем как будто поджаривалась на медленном огне.
Поскольку никто так и не набрался смелости, аукционист опустил молоток.
— Продано Марго Ирвинг за двадцать тысяч долларов!
Люси это сделала! Уайет готов был кричать от восторга. Он пришел в настоящий экстаз. Элоиза, Тео и Макс поздравляли его, но Уайет видел только Люси, которая быстро пробиралась через толпу, улыбаясь и принимая поздравления от новых поклонников. Когда она наконец вернулась к столику, Уайет не удержался — он притянул девушку к себе и крепко поцеловал, со страстью, которую отрицал не первый день. Когда Люси в ответ прижалась к нему и мягкие губы уверенно ответили на поцелуй, больше всего на свете Уайета захотелось унести ее отсюда на руках прямо в спальню.
Книга.
Эта мысль мелькнула в голове Уайета и заставила отстраниться.
— Уайет?.. — Люси коснулась его руки.
Мир перестал бешено вращаться, но все внезапно изменилось. Уайет с удовлетворением заметил, что Тео ушел в бар, явно обескураженный поцелуем, которому стал свидетелем. Макс и Элоиза тоже поспешно ушли. Люси смотрела на Уайета по-новому, ее лицо светилось надеждой и любопытством. В глазах девушки читалось, что она мечтала об этом поцелуе не меньше, чем он.
Книга, книга, книга.
— Я должен кое-что сделать… — сказал Уайет, чувствуя себя негодяем.
— Что? Посмеяться над Трипом? — поддразнила она. — Потерпи до завтра. Бедняжке нелегко видеть Элоизу рядом с Максом.
“Она и понятия не имеет”, — подумал Уайет, не в силах больше сохранять маску. Он слишком любил Люси, чтобы причинить ей боль.
— Подожди минуту. Я сейчас вернусь.
Прежде чем она успела возразить, он встал и быстро направился к двери, полный решимости.
— О чем ты, черт возьми, думала, когда предложила пять тысяч за это платье? — Корнелия говорила так тихо, что слышали только Фернанда и Паркер. Она подошла к ним, пылая гневом, как только аукцион закончился. — Люси вылетела бы в трубу, если бы ты, дура, не раскрыла рот!
— Успокойся, — негромко сказал Паркер. — Ты преувеличиваешь.
Фернанда, бледнее обычного, не произнесла ни слова. Она сидела, скрестив руки на груди и не глядя на Корнелию, как пленник в ожидании пытки.
— Он теперь высказывается от твоего имени? — Корнелия ощутила знакомый приступ горячей ярости, от которой темнело в глазах. Это было опасное ощущение. Впервые оно постигло Корнелию в шестнадцать лет, когда мать забыла о “Родительском дне” в Гротоне и улетела в Вербье с Жаком — своим тогдашним “другом”. Вернувшись с заснеженных склонов, мать обнаружила, что подруги шепотом сплетничают, будто у нее хламидиоз.
— Твой дурацкий широкий жест, Фернанда, спровоцировал лавину. Откуда у тебя взялись лишние пять штук? Не похоже, что ты продала свою почку — вряд ли за внутренние органы в таком возрасте и состоянии можно получить приличную сумму…
— По-моему, ты просто ненормальная, — заметил Паркер, покраснев.
— Ты жалок, — прошипела Корнелия. — Лысый, нищий, занудный… неудивительно, что жена тебя бросила. Фернанда — это лучшее, что тебе светит, — она рассмеялась. — Знаешь, скольких мужчин старушка Ферн затаскивала в постель в течение десяти лет, надеясь, что один из них даст ей свое имя?
— Убирайся отсюда, гадина! — Паркер вскочил. Фернанда продолжала сидеть, закрыв лицо руками. Хотя Паркер был заметно ниже Корнелии, та попятилась, напуганная внезапной вспышкой гнева.
Корнелия заметила, что окружающие смотрят на них.
— Не нужно устраивать сцен, — фыркнула она, собираясь с духом. Корнелия Рокмен не из тех, кто закатывает истерику в разгар самой блистательной вечеринки года. Она даже голоса не повысит. В конце концов она настоящая леди — и двое неудачников просто не стоят ее внимания. Даже не посмотрев на Фернанду, Корнелия развернулась и ушла, положив конец восемнадцатилетней дружбе.
В тихом уголке безлюдного зала Уайет набрал номер и взмолился, чтобы сработал автоответчик. После всего пережитого у него просто не оставалось иного выбора. Люси — человек, а не подопытный шимпанзе. Мать была права — пора, в кои-то веки, подумать о ближних.
— Уайет! — Киплинг сам взял трубку. Уайет услышал на заднем фоне ресторанный шум. — Рад слышать тебя, сынок, даже в этот поздний час. Ты…
— Простите, сэр, но я не могу выпустить книгу, — выпалил Уайет и почувствовал, что тяжесть покинула его сердце.
— Эл, ты не могла бы слегка сбавить темп? — Люси с тревогой взглянула на подругу. Когда Уайет внезапно исчез, оставив ее обескураженной поцелуем, она разыскала Элоизу и Макса в баре. Элоиза, обычно такая уравновешенная и сдержанная, была изрядно навеселе и явно не в состоянии разгадать таинственное поведение Уайета. Она только что потребовала, чтобы Макс заказал еще мартини.