Наши размышления прерывает сообщение дежурного по посольству. Пришел молодой иранец, сказал, что он друг Советского Союза, поэтому не может не сообщить нам о том, что только что узнал: готовится поджог «толпой» посольств Англии, США и Советского Союза. Он просит нас убрать в безопасное место наших детишек. Убежал.
Мы выглянули в окно: действительно, напротив, через дорогу из помещения английского посольства уже валят сизые, а затем черные клубы дыма. Прибежал наш товарищ из района американского посольства: оно охраняется плотным кольцом солдат, в боковых улочках – уйма возбужденных людей. У нашего посольства – ни одного полицейского или солдата. Наши товарищи заняли места по «боевому расписанию».
Немедленно связался по телефону с министром иностранных дел Афиаром-Касемлю. Рассказал ему о предупреждении иранца, потребовал принятия властями самых действенных мер для обеспечения полной безопасности посольства и всех советских людей, находящихся в Иране.
Министр удивился: как это – предполагается поджог советского посольства? О намечаемом поджоге английского и американского посольств он знает, но о советском не слышал…
Пришлось прервать его невольные признания:
– Господин министр, нам хорошо видно, как уже горит английское посольство, оно рядом с нами, у нас же нет ни одного человека охраны.
– Я уже говорил военным властям о необходимости установить охрану советского посольства, – раздраженно сказал министр, – хорошо, я снова им напомню, не беспокойтесь…
Однако охрана у нашего посольства в этот день так и не появилась.
Позднее английские дипломаты рассказали нам, что за полчаса до налета на их посольство вся иранская охрана неожиданно исчезла. Телефонные звонки посла в иранский МИД ни к чему не привели. Затем около 60 иранцев, сковырнув заранее припасенными металлическими штангами ворота, ворвались в служебное здание. На двух этажах учинили полный погром, подожгли бумаги и мебель, забросали другие окна бутылками с зажигательной смесью, подожгли хранилище с газойлем. Неоднократно вызывавшиеся пожарники так и не приехали. Пожары удалось потушить самим сотрудникам…
Как-то быстро после суматошного дня наступил вечер, и по радио было передано экстренное объявление: в городе вводится комендантский час с 9 часов вечера до 5 часов утра.
И сразу стало тихо. Слышны были лишь громкие рупоры полицейских машин, объявлявшие о комендантском часе. Улицы мгновенно опустели.
Воцарилась тревожная тишина.
По радио – заявление военных властей: вот, 5 ноября мы были «нарочно» либеральными, чтобы показать, к чему могут повести беспорядки, организуемые лицами, «воспитанными в подоле иностранцев». (Сразу подумалось: события 5 ноября – крупнейшая провокация властей, устроивших погромы, поджоги для запугивания обывателей.) Конечно, военные власти тут же предупреждают, что уж теперь-то они будут строго наводить порядок.
В этот же день в Иране становится известным провокационное заявление президента США Картера о том, что он, дескать, в самых сильных заявлениях предупреждал Советский Союз (!) о недопустимости вмешательства во внутренние дела Ирана и что если Советский Союз вмешается, то США не останутся безучастными. Случайное ли совпадение фальшивых заявлений США и англичан о каком-то советском «вмешательстве» в иранские дела с аналогичной кампанией шахских властей, его пропагандистской машины (которая, впрочем, мы давно уже знали, работает с чужого голоса) с событиями 4 и 5 ноября в Тегеране и других иранских городах? Что делают под шумок и планируют заокеанские «друзья» Ирана?
6 ноября, как и ожидалось, правительство Шарифа-Имами подало в отставку, новое правительство шах поручил сформировать начальнику штаба Верховного главнокомандования генералу Азхари. Итак, теперь вся власть отдана в руки военных. Более тревожного сигнала о размахе событий в стране трудно представить.
А что же шах? Будет ли он «железной рукой наводить порядок», как советовали ему иностранные друзья и часть высших военных, или же будет маневрировать политически под прикрытием военных?
В полдень шах выступает по телевидению и радио. Монотонный, бесцветный голос и… такое же содержание его обращения к нации: я пойду и дальше по пути политической либерализации, я – часть революции (?). Но смотрите – к «справедливой революции» (!) народа присоединились «подрывные элементы» и в результате погромы, поджоги, убийства, анархия; поэтому «на время» я назначил правительство во главе с военными, после наведения порядка будут проведены свободные выборы и т. д. и т. п.
Выводы напрашиваются сами собой: шах не хочет или не может понять существа и глубины оппозиционного движения, он фальшиво причисляет себя к «революционерам», чтобы сбить с толку какую-то часть населения (хотя жест довольно показательный, свидетельствующий о популярности оппозиционного движения), военные будут силой наводить порядок, о смене власти или существенных уступках оппозиции шах не думает. И еще яснее становится, что события 5 и 6 ноября были делом рук властей с целью всеобщего устрашения и оправдания приведения к власти военных.
В этот же день меня пригласил в МИД мой старый знакомый Ахмед Мирфендерески. Он долгое время был иранским послом в Советском Союзе, прекрасно знал с детства русский язык. По возвращении в Иран его назначили первым заместителем министра иностранных дел, но в начале 1974 года он неожиданно исчез с политического и дипломатического горизонта. Как выяснилось позднее, по требованию американцев шах снял Мирфендерески с высокого дипломатического поста, им не нравилось проявление в дипломатическом ведомстве Ирана линии, не полностью отвечающей американским интересам в отношении Советского Союза. Мирфендерески, конечно, лучше понимал, чем американцы, где лежат иранские национальные интересы… По приезде в Тегеран я спрашивал в МИДе и у знакомых иранцев, где же находится Мирфендерески. Они, как правило, отмалчивались либо давали понять: он у шаха в опале.
И вот снова Мирфендерески выплыл на поверхность. С улицы слышна стрельба, как ехать в таких условиях в МИД?
Рассказал Мирфендерски в ответ по телефону об обстановке в районе посольства. Он меня утешил: а в районе МИДа, говорит, спокойно. Пришлось ехать, несмотря на уговоры некоторых моих сослуживцев отложить поездку до лучших времен.
На улицах картина удручающая: зияют темные, опаленные провалы витрин, сбитые вывески, на тротуарах, улицах – остатки баррикад, разный хлам, битые стекла окон, скорчившиеся от огня рекламные щиты кинотеатров, от которых исходит сильный запах гари, обгорелые автомобили, испуганные переходы и… длиннющие очереди у уцелевших продовольственных магазинов.
На площади, неподалеку от МИДа, остановились – затор на левом повороте. Зато впереди и вправо пришлось наблюдать прямо-таки сражение, происходившее метрах в 200–300 от площади. Там перебегали фигурки солдат с винтовками, в кого-то стреляли, в ответ откуда-то раздавались выстрелы. Белым фоном этого «театра теней» служили облака слезоточивого газа, а за этим фоном к небу поднималась стена жирного черного дыма от горящих на улице в виде баррикады автопокрышек. Вынужденное созерцание этих баталий, откровенно говоря, не было приятным делом. Было видно, как прохожие торопливо прятались в домах в то время, как мы со своей громадной машиной торчали на перекрестке улиц, на площади. К нашему облегчению, минуты через 3–4 пробка рассосалась и мы смогли покинуть площадь.