Так вот, исламские власти вдруг в 1981 г. «обнаружили», что в армянских школах ведется преподавание армянского языка, изучается история Армении на армянском языке и богослужение ведется, конечно же, на армянском языке. Власти потребовали ведения всех видов преподавания на персидском языке и, кроме того, изучения Корана на арабском языке, пригрозив, что в ином случае дипломы армянских школ не будут признаваться наравне с дипломами других, чисто иранских школ.
Пришлось главе армянской церкви вместе с общественными деятелями добираться до высшего религиозно-политического руководства страны, просить, убеждать и воздействовать (чем? армянская община отнюдь не была бедной). Кроме Корана, вопрос вроде бы уладили, но разнесся слух о намерениях заставить армян перейти в мусульманство. Это увеличило число желающих репатриироваться на родину. Теперь уже большинство подавших заявления о переезде в Советскую Армению составляли не старые люди, которые решили последние годы жизни провести в родных местах и быть там похороненными, а молодежь, которая не могла получить образования в Иране и не имела работы. Многие богатые армяне поспешили, конечно, эмигрировать, когда это было еще возможно, в Европу и в США. Ранее полные деликатесов продовольственные магазины Арзумана и Микаэляна опустели, особенно мясные отделы магазинов, ломившихся от разнообразия свиных и иных колбас, приготовленных по лучшим российским рецептам дореволюционного времени. Чтобы не навлечь на себя гнева, армяне время от времени проводили в Иране демонстрации в поддержку режима.
Нормы жизни, общения между людьми становились все более беспринципными, что противоречило видимости высокой морали, к которой так красноречиво призывали исламские проповедники всех степеней и рангов. Казалось, с нации соскребли позолоту и осталось что-то ржавое и грубое.
В учреждениях еще больше стало бюрократизма, вызванного нерешительностью лиц, поставленных у кусочка власти, точнее говоря, посаженных за определенный начальственный столик. Нерешительность эта вызывалась как незнанием дела, так и простой боязнью перед новой чисткой, доносом, по которому потащат в шариатский суд. В этих условиях начинало процветать мздоимство – взяточничество.
Пороки шахского государства выплыли на поверхность и расцвели с новой силой. Мы уже говорили об ослаблении порядка всюду – на улицах, в учреждениях, на заводах, в армии.
Но самая худшая болезнь, резко появившаяся на поверхности, была ложь: большая и маленькая – в газетах и в проповедях, в официальном и неофициальном разговоре, на уровне государственных деятелей и чиновников. Это обвинение во лжи не относится к иранскому народу, который в такой же степени правдив, как и любой другой народ.
Из всех событий во внешнеполитической области после революции вооруженный конфликт с Ираком представлял собой самую сложную проблему. Он был посложнее конфликта с США, связанного с захватом американского посольства и его персонала в качестве заложников. Конфликт с США сделал свое дело – помог Хомейни провести внутри страны меры по организации «исламского государства». Хотя это был дорогостоящий конфликт – иранцы потеряли почти 20 млрд. долларов, но на деньги иранское руководство смотрело просто: страна богатая, цена на нефть высокая – снова заработаем.
Война с Ираком также была внешним событием, которое правящая верхушка использовала для сплочения народа вокруг себя под лозунгом «защиты отечества», а главным образом для разгрома всех левых и прогрессивных организаций. Только вот, по-видимому, расчеты иранского руководства оказались неточными: хотя война была навязана Ирану, надежды все-таки были на более быстрое достижение успеха в борьбе с Ираком.
Победа революции в Иране явно не вызвала восторга в соседнем Ираке, хотя, как мы знаем, ирано-иракские отношения в истории редко были дружественными. Иранцы до сих пор любят при случае напомнить, что когда-то столица могущественного иранского государства была неподалеку от Багдада. Шах тайно поддерживал антиправительственное движение курдов в Ираке. Ирак платил буквально той же монетой, поддерживая антишахские выступления курдов в Иране. Яблоком раздора было прохождение границы между обеими странами на юге по реке Шатт-эль-Араб. Граница здесь была проведена по иранскому берегу, так что, образно говоря, всякий иранец, опустивший ногу в воду этой знаменитой реки, немедленно оказывался нарушителем границы. На Шатт-эль-Арабе был расположен крупнейший иранский порт в Персидском заливе Хорремшахр. Даже иранским судам, идущим в этот порт, следовало поднимать иракский флаг при проходе по фарватеру. Население в этом пограничном районе, естественно, смешанное, т. е. на иракской стороне живет много персов, а на иранской – арабов. Власти обеих стран всегда дурно относились к «иноплеменникам». Инциденты возникали часто, отдаваясь волной возмущения в другой стране.
Шах и его министры, видимо, не на 100 % кривили душой, когда говорили, что усиленное вооружение Ирана с помощью американцев имеет целью оградить себя от потенциальной опасности со стороны Ирака. Выведший на Западе незадолго до революции фантастический роман «Крах-79» говорил о предполагаемой ирано-иракской войне. Это событие считалось почему-то неизбежным, хотя шах и достиг в 1975 г. удовлетворительного решения спорных вопросов с Ираком. В обмен на отказ шаха поддерживать курдское движение в Ираке иракцы согласились на некоторое изменение линии прохождения границы по Шатт-эль-Арабу. Она стала отныне проходить не по иранскому берегу, а по тальвегу, т. е. линии наибольших глубин, и, кроме того, Иран должен был передать Ираку на севере несколько небольших территорий для более спокойного прохождения границы.
Напомним, что Хомейни, высланный шахом из страны, жил тогда в Ираке, в Неджефе, у «святых мест», разрабатывал свою «теорию» исламского правления. В начале 1978 г. он активизировал свою антишахскую деятельность – ведь в Иране начала складываться неспокойная обстановка. Осенью того же года иракские власти по просьбе шаха лишили Хомейни убежища в Ираке, он вынужден был переселиться в Париж. Этот момент также важен для понимания продолжительности ирано-иракского вооруженного конфликта. Хомейни не забыл этого унижения.
В Ираке много мусульман-шиитов, которые, по мнению Хомейни, должны следовать предписаниям, исходящим из Кума, из Ирана. Они также должны совершить в Ираке «исламскую революцию». Поэтому у иракского правительства появление Хомейни во главе соседнего государства никакого восторга не вызвало, тем более что одним из официальных лозунгов нового иранского руководства стал «экспорт исламской революции». Куда? Туда, где много шиитов, следовательно в Ирак.
Так что в основе ирано-иракского вооруженного конфликта в первую очередь лежала, так сказать, идеологическая несовместимость режимов обеих стран.
В мою задачу не входит анализ ирано-иракского вооруженного конфликта или точное описание хода военных действий. Этим проблемам должны быть посвящены позднее труды историков, которые еще когда-нибудь поднимут документы и, споря между собой, напишут много противоречивых книг об этой странице в истории Ирана и Ирака. Я ограничусь описанием того, что видел, слышал, чувствовал, о чем думал, т. е. собственными наблюдениями.