– Мечтаешь о карьере наемника?
Младший жрец роняет фразу равнодушно, даже не глядя в мою сторону, ответ явно известен ему заранее, но я все равно отвечаю, хотя и без особого энтузиазма:
– Угу.
– Капитан Морольд ле Драг [5] , первый меч империи – звучит!
Я кошусь на преувеличенно серьезную мину собеседника – издевается.
– Смейся-смейся. Хорошо смеется тот, кто смеется последним.
– Красиво сказано, надо будет запомнить.
Ролло задумчиво улыбается, но тут же вновь возвращается к исходной теме разговора:
– Так что тебя тянет в свору?
Я нарочито небрежно хмыкаю:
– А что, по мне не видно? Некоторые люди говорили, что я буквально создан для этого…
Служитель Сатара кивает:
– Может, и так, но я спросил не об этом. Что ТЕБЯ тянет в Гвинбранд?
Такой вопрос ставит в тупик. Что тут ответишь? Приходится пожать плечами, но Ролло такой ответ не устраивает, хотя и заставляет сменить тактику. Прервав свои назойливые расспросы, младший жрец начинает рассказывать, по ходу повествования подпуская в голос эпичности, отчего создается впечатление, что он цитирует какие-то древние и страшно официальные летописи.
– За невиданную стойкость, проявленную жителями и гарнизоном города при осаде во времена третьей Северной войны, Драгнир Второй даровал Гвинбранду права вольного города. С тех пор город, стоявший на тогдашних северных рубежах империи, стал приютом вольных отрядов, притягивая к себе наемников со всех концов государства. Его не раз осаждали, город был опустошен черным мором и дважды большими пожарами, но ничто не смогло истребить неукротимый дух войны, принесенный солдатами удачи и впитавшийся, как повествуют заслуживающие доверия люди, побывавшие в сией цитадели буйства, доблести и порока, в сами камни Гвинбранда. Кстати!
Ролло обрывает свою «повесть временных лет», и его голос вновь звучит нормально:
– Знаешь, откуда пошла легенда о камнях, хранящих память наемных отрядов?
Я отрицательно мотаю головой.
– Дело было во времена Шестилетней войны. Когда герцоги и некоторые вольные города создали коалицию и выступили против Рейнара Четвертого, Гвинбранд примкнул к ним. Правда, восставшим это не сильно помогло. Император войну выиграл, герцогов разбил, а Гвинбранд вынудил сдаться – впервые в истории, между прочим. В наказание за мятеж город был лишен своих вольностей. При этом, согласно высочайшему указу, гранитные плиты, вмурованные в стены городской ратуши, на которых были перечислены права и привилегии Гвинбранда и его жителей, а также их заслуги перед империей, выломали из стен и разбили на главной площади в присутствии всех магистратов и «лучших людей города».
Осколки гранита вместе с прочими камнями потом использовали как обычный булыжник, замостив часть центральной площади и «дорогу славы» – улицу, ведущую от ратуши до северных ворот. «Дабы каждый входящий в город попирал повергнутые в прах символы его непокорности и своеволия». Так оно, в общем-то, и шло года три или четыре, не помню точно. Ну, а потом Рейнар скончался, а его преемник, нуждаясь в деньгах на восстановление разоренной страны, за весьма приличную сумму вернул Гвинбранду все былые права и привилегии. Стены ратуши украсили новыми скрижалями, а обломки старых так и остались в брусчатке городских мостовых. Вот с тех пор и пошла легенда о том, что каждый булыжник в городе помнит о вольностях и доблести его жителей. Ну и о наемниках, конечно. Куда ж без них?
Некоторое время я перевариваю услышанное. Занятная история. Только вот при чем тут мое желание податься в наемники? Или?..
– Ну и к чему ты это рассказал?
– К тому, мой недоверчивый друг, что жизнь зачастую сильно отличается от легенд.
Я уже понял, куда клонит этот хитрожопый клирик, но облегчать ему задачу не собирался. Зачем? Время есть, послушать же умного человека всегда приятно. А иногда еще и полезно. Так что я демонстративно складываю руки на груди и устремляю на младшего служителя самый честный и требовательный взгляд, который удается состроить. Ролло некоторое время любуется этой пантомимой, затем вздыхает и принимается развивать свою мысль:
– Хороший наемник в хорошем отряде получает ежемесячно четыре талера серебром. Еще бывают премии от нанимателя или от командира – за особую доблесть. Но это, сам понимаешь, нечасто случается. Также есть возможность пограбить или помародерствовать, но такая удача выпадает далеко не всегда.
Ты – хороший солдат и можешь рассчитывать наняться в престижный отряд, причем сразу на полное жалованье. Да, да, те самые четыре талера. Это неплохие деньги – столько зарабатывает преуспевающий ремесленник. Только вот сапожнику, плотнику или каменщику из этих денег нужно содержать семью, платить за дом и мастерскую, если она есть, покупать еду, дрова, подарки детям, наконец.
Наемник свободен, как ветер. Его семья – товарищи по строю. Командир для него и отец, и шериф, и сеньор, и сюзерен, и вся Великая Пятерка [6] разом. И свои четыре талера он может тратить как ему заблагорассудится. О крове над головой и обо всем остальном позаботится капитан.
Откладывать деньги станет не каждый, ведь для этого нужно быть уверенным в дне грядущем, а зарабатывая мечом, никто не может знать, доживет ли хотя бы до завтрашнего утра. Воинская удача так переменчива… так к чему думать о будущем? Живи сегодняшним днем! Вот потому наемники пьют вина, что сделали бы честь столу провинциального барона, носят шарфы и шейные платки из эльфийского шелка, а в кабаках швыряют деньги направо и налево. Зачем экономить, если каждый день может стать последним?
И знаешь что? Однажды этот последний день все-таки наступает. Солдат удачи живет весело, но недолго, увы. Правда, юнцы, что смотрят на храбрых воинов, кидающих серебро без счета, об этом не задумываются. Они видят богатство и славу и не понимают, что за все в этом мире приходится платить. Рано или поздно.
Тут я чуть не зааплодировал – красиво излагает, собака. Ему бы в политику податься…
– Грустная история, Ролло. Жаль, неполная. Солдаты, конечно, помирают – такова жизнь. Но знавал я и тех, кто дожил до преклонных лет. И получали они уже не по четыре талера…
– Верно-верно. Бывает и так.
Ролло ничуть не расстроился явно выраженным недоверием к его сентенциям и продолжил вещать как ни в чем не бывало: