Вот как хорошо. И никаких «про покойников или так, или не так», и никаких «как ты можешь!». До чего же хорошо с Боренькой…
— Слушай! — меня вдруг осеняет несусветная мысль. — А ведь если ты самостоятельно попробуешь альбом записать, ну, без спонсорства Сэма, это ведь лучше будет? Знаешь, кажется, я сегодня нашла одного интересного спонсора… Или это не честно по отношению к Сэмушке?
— Честно — не честно, — Боренька отмахивается. — А со спонсорами это, как с женами. Каждая следующая — хуже предыдущей. У нового спонсора новые капризы будут. К Сэмке я уже попривык, да и толковый он… Если выберет все-таки время, классные вещи делать станет. Я ведь помню, что он может… Эх, еще б и он вспомнил это же…
— А если не вспомнит, а если не выберется с работы? — настаиваю я.
— То вскоре психанет и меня отсюда выгонит. Потому как сам я ничего толкового в его условиях не сделаю. Но он же не зря все это закупал и оборудовал, он же о чем-то думал. Вот пусть теперь то, что планировал, воплощает. А я подсоблю. Или пусть заберет своего саксофониста, купит нам барабаны, ну и вообще, прекратит прессовать своими условиями…
Когда-то мне очень запал в душу отрывок из интервью со Светой Сургановой. «Запись альбома началась с ремонта квартиры, бывшей коммуналки, — делилась историей записи альбома экс ночная снайперша, — В комнате с видом на помойку построили некое подобие студии: возвели подиум, на котором расположилась необходимая техника, на столешницу водрузили компьютер, узнали, как он работает, и… записали альбом».
Мой Боренька, вероятно, так и представлял себе все необходимое. Поэтому, когда узнал, что у Сэма дома пылится уже почти готовая студия, поднял настоящий дебош.
— Как можно! Ты должен! Немедленно! Покуда есть силы! — негодовал Боренька, ежевечернее приплетаясь к Сэму в офис. — Да если б я знал, что ты не забросил свои собирательства! Что ж ты молчал, мы бы к прошлой весне такого забабахали!
Сэм понял, что сопротивление бесполезно и торжественно отдал одну из своих квартир под студию. Вернее, квартиру без одной комнаты, потому что квартира была коммунальная, а оставшаяся в чужой собственности комната — моя. Так и вышло, что мы с Сэмом стали соседями. Меня его общество вполне устраивало, потому что, едва встав на ноги, он переселил своих родителей куда-то в частный дом, а сам решил жить в доме, где вырос. Отремонтировал общую кухню и санузел, поменял трубы, поставил железную дверь и… передумал. Купил квартиру где-то в другом районе и торжественно отбыл в неизвестном направлении. Я тоже в этой квартире почти не появлялась — жила в маминой. Комнату я долго сдавала, потом жильцы съехали. и я полюбила приезжать сюда, отсиживаться в одиночестве. Павлик давно уже жил со мной в маминой квартире, и, когда беспричинная тоска вдруг начинала грызть меня, я тут же вспоминала о каких-то бытовых хлопотах, связанных с этой комнатой и ехала сюда, якобы, для их исполнения. В один из таких приездов я повстречала Бореньку.
Открыла своими ключами дверь, вошла, по привычке считая, что в доме никого нет, и обалдела: на кухне сидел не знакомый мне огромный тип равномерно покрытый светло-рыжими волосами. Сидел он в набедренной повязке из моего полотенца и отчего-то напоминал мне снежного человека. Недонесенный до пепельницы окурок застыл в его пальцах. С минуту, растерянно замерев, мы сверлили друг друга взглядами.
— Так значит вот ты какая… — прищурившись, произнес Снежный человек, потом вдруг спохватился, покраснел, подскочил, уронил повязку, покраснел еще больше…
— А вы, собственно, кто? — его суматоха насмешила меня и успокоила.
— Я Большой Борис. ББ — если правильно. Я тут теперь живу… А ты не вор, я надеюсь? Не хотелось бы тебя обезвреживать…
Я пододвинула табуретку к кухонным дверям и молча уселась на нее. Это надо же! Такое нежданное новшество!
— Не поверишь, это я тебя наколдовал и потребовал. — не дождавшись ответа, Боренька — отчего-то так я окрестила его, едва узнала по имени — принялся сам вести разговор. — Я загадал, что первая вошедшая в этот дом девушка будет нашей студийной музою… И тут же в замке заворочался ключ.
— Муза должна жить в студии? — с надеждой спросила я. — Это чревато моим пленением?
— Увы, нет… Не имею таких прав и полномочий…
Честно говоря, я была немного ошарашена. Не столько поведением Бореньки, сколько таким развитием сюжета. Дело в том, что по пути сюда я тоже кое-что загадала.
Было грустно и хотелось развеяться. Я даже собиралась обзвонить всех заброшенных друзей с предложением собраться. После операции мои требования к реальности существенно возросли и ее вялотекущесть сейчас меня совсем не устраивала. Хотелось праздника, сумасбродства, нереальных целей и их осуществления. У меня был выходной. Павлик сидел на своей работе и периодически позванивал предупредить, что еще немного там пробудет. Я шла убирать свою комнату и тихонько напевала актуальное:
— Все равно я ужасно скучаю, сэр, возьмите Алису с собой! — допев припев, я тяжело вздохнула и посетовала: — А сэра-то у меня сейчас и не предвидится… Тому, что есть, меня брать некуда — не на работу же? — а остальные и так в печенках сидят. — я переключилась на другую песенку: — Святая Катерина пошли мне дворянина… — и вошла в свой подъезд…
— Ты не веришь мне? — Боренька как-то обиделся. — Боишься? Не хочешь быть музой?
— Хочу. Но у меня не получится. Я не умею вдохновлять. Только творить…
И пошло-поехало. Выяснилось, что мы читаем одни и те же книги, любим европейское кино и оба не умеем варить кофе. Выяснилось, что он слышал где-то мои стихи, а я один раз была на сборном концерте, где Боренька пел пару песенок. Я не могла сейчас вспомнить каких, и он побежал за гитарой, чтоб перебрать все исполняемые обычно композиции… И вот после них уже выяснилось, что мы совершенно не представляем теперь жизни друг без друга, что встреча наша совсем не случайна, и что целоваться с усатым мужчиной занятие отнюдь не неприятное…
— Я не знаю, любим мы друг друга, или это просто сейчас так кажется, — шептал Боренька, прижимая меня к себе. — Не знаю, за что и во имя чего все это на нас обрушилось. Но я прошу тебя, не уходи сейчас. Этот вечер, вся эта мистика, этот сумасшедший настрой — может, не повторятся никогда… Ими нельзя пренебрегать.
Я улыбалась и кивала в знак согласия. В мире внезапно наступила весна и меня это радовало.
Я позвонила Павлику и первый раз в жизни подло соврала ему, сказав, что поеду навестить отца в пригород…
Много позже мы с Боренькой курили, взобравшись с ногами на подоконник. Дженис Джоплин, разрывающая мембраны колонок, говорила все за нас. Меня слегка трясло от пережитых чувств. Я знала, что подобные волнения смертельно опасны мне, но была благодарна жизни за то, что она меня ими балует…
— Ты не думай, — внезапно спустился на землю Боренька. — Это вовсе не норма для меня. Не очередное приключение… Никогда такого не было, чтобы вот только познакомились и сроднились… Я обычно дикий. Долго очень принюхиваюсь…