Все это я бесстыдно выкрикнула вслух, когда несчастный Артур подвернулся под руку.
Позвонил, как обычно, от подъезда, опережая свой визит звонком всего на какие-то минуточки. Интересно, а если послать, уйдет или станет настаивать. Столько все-таки проехал уже, добирался, не щадя сил и времени, а я ему — о-п-па! — и говорю «не пущу!» в ответ на звонок с предупреждением… Сам виноват, нечего было припираться без приглашения… Но это я, конечно, мысленно прокручивала, в реальности прогонять не стала — уж больно хотелось в глаза посмотреть этому кобелю и обманщику.
— Говоришь, вражда у вас с Лиличкой? — спрашиваю, не дав гостю даже присесть по-человечески. — Вражда профессионального характера? — напираю.
Артур чувствует мое состояние, и с ответом не спешит. Думает, сейчас приду в себя, опомнюсь, одумаюсь… Сохраняет хладнокровие. Сам себе чайку наливает, осторожно к своему любимому месту протискивается.
— Что случилось? — спрашивает, наконец. И так заботливо спрашивает, так преданно.
— А то, что ты с ней по задним сидениям Рыбкиных авто трахался, а потом меня убедить пытаешься, что во всей этой истории исключительно ваши профессиоальные интересы скрещиваются! — больше всего раздражает его невозмутимый вид. И близко человек не ощущает своей подлючести. — «Я ее действительно терпеть не могу! И бороться с ней — моя обязанность», — передразниваю Артура, цитируя давнишние его слова, всплывшие вдруг в памяти. — «Ведь наглотавшись именно моих идей, она теперь харкается ядом! И харкаться-то пытается не в кого-нибудь, а в тебя…»
— Приятно, что ты так хорошо запоминаешь все мною сказанное…
Вот эта его насмешка и взбесила меня окончательно. Вот тут я и выдала ему по полной программе. Высказала — выкрикнула, на самом деле, страшным ором в башку его безчувственную втемяшила — все, что думала в момент, когда Лиличка мне их совокупление томно описывала…
Поначалу Артур, похоже, был совершенно шокирован. Моргал быстро-быстро, пытался даже оправдываться:
— Сонечка, ты что? Это ж когда было все… Ну, ты же не думала, что я до встречи с тобой был девственником…
— При чем здесь это!? — кричала я, совершенно собой не владея. — Причем здесь?! Меня не отношения твои волнуют — трахайся с кем хочешь, только меня в это не впутывай. Меня ложь твоя до белого каления доводит. Что ж это за откровенность такая — половину рассказал, половину скрыл, что-то исказил. Да все вы одинаковые. Что Лиличка твоя чертова сексуально озабоченная, что ты со своими шпионскими маниями! Убирайся из моей жизни! Не хочу больше иметь со всей этой грязью ничего общего…
И тут Артур принюхался, присмотрелся, и как-то весь проникся осознанием:
— Да ты ж под дурью совсем! Вот и чумеешь. Кто это довел тебя до такого состояния?
И не знаю уж почему, но заслышав такую формулировочку, проникаюсь бешеной жалостью к самой себе, и трясусь вся в рыданиях. Прям как курва-Лиличка час назад, сигаретой пальцы жгу, тушь по лицу размазываю, реву о том, какая я вконец несчастная…
— Грязь, грязь, сплошная грязь! Написала ложь — знающим людям стыдно в глаза смотреть. Ты б почитал только, какие жуткие письма шлют мне те, кто знал Марину по-настоящему… И так мне! И правильно! — задыхаюсь уже от собственных всхлипываний, но выговориться сейчас важнее. Не перед Артуром-лжецом, не перед ним, конечно, а просто так перед воздухом, перед пространством, что б понимало все, видело как тошно мне, а, значит, я еще не совсем бессовестная … — Поделом мне! Связалась с торговцами чужими страданиями, значит, и сама теперь такая же! — накатывает новая волна обиды. — А я тебе, Артур, верила! Думала ты со мной настоящий, искренний. А тут — такое опровержение. Да еще и в интимных подробностях. Я ей — «давай эту тему отбросим, как-то не до мужиков сейчас», а она — дурная уже совсем, одержимая — странно так смотрит, явно сама себя воспоминаниями накрутив и давай чушь нести: «Иди ко мне. Только женщина знает, что нужно женщине, да? Я давно ведь уже о тебе думаю. Ох, как нам будет сладко, да, милая?» — и прыгает, как змея. И зубами в губы впивается, и рукой грудь сжимает. А кругом эти друзья ее бесноватые… И оборачиваются вдруг на нас, и визжат поощряюще, и в ладоши хлопают. Гадость какая! Уж насколько я человек без комплексов, а тут такой стыд испытала. Старая, пьяная — ну не пьяная, ну все равно никакущая — баба о себе заоблачного мнения и меня совратить пытается. Совсем она с катушек скатилась… Отругала ее, рассорилась. Лиличка обиделась, на шею какому-то нежащемуся неподалеку в кресле парню бросилась. Буквально, с ногами. А я в положении идиотки, то ли тащить ее домой — накуролесит ведь. То ли оставить получать удовольствие. Но она, слава богу, сама вдруг остатки разума в кулак соскребла. Давай мужу звонить, карету требовать. А на меня и не смотрит, вся разобиженная. «Ты, — говорит, — Шуток не понимаешь, себя выше всех ставишь и вообще, скучная»… Я плюнула и домой поехала. А по дороге, только расслабиться попытаюсь, лезет этот ее рассказ в голову. Как ты мог? Она же старая, обшарпанная, сумасшедшая… Если это твой вкус, то на фига меня морочишь, для коллекции?! — последнее, конечно, уже не жалобы, а ярость с обвинениями. — Убирайся! — кричу.
— Послушай, да это сто лет назад было, в самом начале проекта, — по слогам, словно маленькой, объясняет мне Артур. — Лиличка тогда очень даже ничего была. Ох, как трудилась, чары проверяла, и так и эдак себя преподносила, ты б видела… Ну, я и решил откликнуться для приличия… Чтоб не думала, что такая уж неприступная и желанная… Взрослые ж люди. А дальше эта часть сама собой замялась. Я в дружбу вошел с Геннадием, да и другие обстоятельства поменялись. Лиличка еще раз попыталась затеять нечто подобное. Ну там, в глаза смотрела вполне однозначно, за руку невзначай брала. И все — при Генике. Не я ее прельщал, а ее собственная крутость. Ну, нравилось бабе почти на глазах у своего мужика других иметь… Я чем виноват? Поговорили. Она все себе в плюс вывернула. Не нарочно. Просто у нее сознание таким образом устроено, что по-другому она никакие слова трактовать не может. Она действительно искренне уверена в собственной неотразимости. «Боишься ты меня!» — решила. — «Ну, бойся. Тебе бояться и положено». Я и рад, что сдыхался. От нее больше ни намека на близкие отношения не поступало. Ну, разве что недавно, когда я к ней в машину подсел, чтоб приглашение на беседу ей и Рыбке передать. Но ничего не было, я не поддался, не в том нынче статусе…
— Ах, значит, в статусе дело! — снова не выдерживаю. — Ах, значит, совсем недавно в машину подсел?! И мне — ни слова. А потом, этими же руками меня… Тьфу! Хватит! Хватит, совершенно серьезно тебе говорю, убирайся на все четыре стороны!
Я много чего еще кричала. И несправедливых обвинений, в том числе. Хотела, чтоб вспыхнул, обиделся и ушел. Так легче рвать было. А рвать — я чувствовала — давно уже надо было. Желательно, еще с самого начала отношений. И из-за Лилички, и из-за недоговорок его, и из-за моих замалчиваний. А любовника я, при желании, в любой момент себе выищу…
Вот на любовнике этом, Артур, кажется и сломался. То все успокоить меня пытался, оправдаться, а тут покрутил пальцем у виска, развернулся и ушел. Совсем. И не перезвонил даже, спустя время, узнать, осталась ли я жива после такого мощного приступра истерии. Все-таки люди потрясаююще эгоистичные животные. Эгоистичные и к совместной жизни не приспособленные. А я, дура, как маленькая, каждый раз витаю в иллюзиях и с каждым новым партнером пытаюсь сливаться в единое: верю каждому слову и упрямо твержу, что отношения обязывают нас к полной взаимооткрытости…