Меланья, вдобавок, тут же оказывается человеком, у которого гостиница ассоциируется исключительно с проституцией, и неловко замолкает, не спуская глаз, разрываясь от любопытства и, в то же время, не решаясь спросить.
— А зачем же тогда стопом ехать, если деньги на гостиницу есть? — спрашивает она, найдя подходящую формулировку. Она не издевается, просто действительно не может понять.
— Так то ж — на гостиницу, — авторитетно заявляет Алишер. А потом, как по писанному, серьезно так поясняет: — Автостопщиками люди делаются не из-за нищеты, а по склонности характера к экстремальным условиям. Так ведь? — парнишка заискивающе ловит мой взгляд.
— Не знаю, — у меня окончательно портится настроение. Ну что тут кому объяснять? Пожимаю плечами, стараясь отвечать не слишком снисходительно. Ищу нужную формулировку. — Люди — нелюди… Становятся — не становятся. Тут не о чем говорить. Просто, когда очень нужно — берешь и едешь… Когда очень нужно — судьба сама ведет…
Безнадежно бормочу и вдруг осекаюсь. «Мальчик с глазами» все понял. Все прочувствовал и пришел на выручку. «Иду в поход,/Два ангела вперед/ Один душу спасает,/Другой тело бережет…» — начинает наигрывать тихонечко и, как бы сам себе, мотивчик напевает мягонько. И подействовало! На всех подействовало, всех проняло и убило напрочь всякие попытки Медланьи осуждать и иронизировать. И на меня тут же нашло давнее рассказническое вдохновение. Искренне захотелось говорить.
— Да, эти ангелы, о которых ты сейчас пел, бывает, из таких полных задниц вытаскивают, что как-то даже не верится, — передаю чашку за кипятком — да, да, ребята уже и чай соорудили, — усаживаюсь поудобнее, вещаю, стало быть… — Про задницы, это я не в буквальном смысле, разумеется, — дожидаюсь сдавленных смешков, — Надеюсь, все поняли. Рассказывать буду о событиях давно минувших. Была я тогда еще совсем молодая и безголовая… В общем, сложилось так однажды, что я нечаянно оказалась на трассе в совершенно не пригодное для этого время. Да и в месте, скажем, прямо, далеко не располагающем к нормальному стопу. Девять вечера, темень, я посередке между каким-то неизвестными населенными пунктишками под Запорожьем. Иду, вперед, совершенно не представляя, что буду делать дальше…
Тут мальчику с глазами захотелось уточнить, как можно «нечаянно» оказаться в такой ситуации.
— Тебя там что, бросили? — поинтересовался он, заранее нехорошо щурясь и явно собираясь призвать виновных (и меня в том числе, потому как «зачем полезла?») к ответу. Несмотря на то, что описываемое случилось семь лет назад, он воспринимал рассказываемое очень остро. Впрочем, в тот момент, все, связанное со мной, переживалось этим человеком очень горячо.
— Нет, что ты, — я никогда не любила заставлять кого-то нервничать. — Никто меня не бросал. Просто очередная попутка перестала быть такой после поворота. Мужику нужно было сворачивать с трассы, а мне — идти по ней дальше. Садилась я к нему в машину еще в светлое время, а выходила — уже затемно. Вот так не повезло…
На самом деле, я немного врала. То есть действительно, никто меня там не бросал. Это я сама бросила. И не там, а в Москве. Бросила очередную прошлую жизнь, всех тогдашних кавалеров и почитателей. Психанув, надорванная только что состоявшимися разговором и полным непониманием со стороны кого-то очередного, кого за миг до этого разговора звала судьбою, а, прояснив некоторые моменты, ощутила приступ тоски и стала величать бессмыслицей… В общем, в порыве острого желания послать все к чертям и заменить эту жизнь на новую, я выскочила на трассу, и пролетела обычный свой Белгород, совсем не подумав, что скоро стемнеет. Теперь, кстати, одно из основных моих правил: отправляясь «штопать вереницей стоптанных дорог ранения души», не забывай взять с собой голову.
Опять сбиваюсь с хронологии. Усмирив с помощью «ангелов» мальчика Меланьины
нападки, по очередной просьбе Алишерки, вступаю в рассказ.
И память тут же уносит в далекое прошлое. И сердце сжимается, потому что всегда жаль, что нечто вот было, а потом ушло. Впрочем, может это у меня просто больное сердце. А рассказывала я примерно так:
Темнота — враг автостопа. Не потому, что страшно, — предвижу глупые вопросы и сразу все их обслуживаю, — Вернее, как раз именно потому что страшно. Но не нам, а им — водителям. Ночью останавливаются неохотно. Раньше я об этом знала лишь понаслышке. И вот, тогда, на трассе под Запорожьем, пришлось убедиться на собственном опыте. Мало того, что машин почти нет, так те, что есть, мчаться с сумасшедшей скоростью и совершенно не обращают внимание на бредущее по обочине измученное собственным сумасшествием — на кой черт меня сюда занесло? — приведение. А если обращают, то, как и положено, шарахаются от него и матерят тихонечко потом еще пару километров, мол: «Хорошо еще, под колеса не свалилась!» Они, кстати, во многом правы. И от понимания этого как-то очень неловко делается Идешь, значится, порядочным людям своей непредсказуемсотью нервы портишь… Ведешь себя, как последняя стерва… Вдобавок того единственного, кто остановился-таки, тут же пришлось посылать. В машину к тем, кто слащаво облизываясь, строит глазки и несет нечто вроде: «Куда поедем, красавица?» — не сажусь принципиально. Особенно если в машине их трое и лица у всех нерусские.
— Нет, с вам я ехать боюсь! — заявляю, едва заглянув в кабину. — Ссори за беспокойство.
И на всякий случай на солидное расстояние от дверцы шарахаюсь.
«Нерусские лица» недоуменно переглядываются, и, явно возмущаясь загадочной русской душой, громко между собой перелаиваются (для иностранных ушей, наша речь, вероятно, тоже каким-то неестественным лаем кажется). Они уезжают, а я выдаю в пространство истеричную порцию нервно хохота. Нет, ну что за человек я такой? Мало того, что ночью на трассе одна, так еще и останавливающиеся машины посылаю куда подальше…
— Подвезти? — пролетевший было мимо навороченный мерс, сдает назад, и из опустившегося стекла высовывается круглощекая бритоголовая голова с блестящими черными глазами-пуговками и хитрой улыбкою. Сидящий при этом на переднем сидении пассажир, вжимается в кресло и глядит прямо перед собой, явно не одобряя действия напарника.
— Не стоит, — выражаю полную солидарность с пассажиром.
— А чего ж голосуешь? — в голосе водителя слышится искренняя обида.
— По инерции. Пытаюсь остановить тихого безопасного жигуленка с одним человеком в салоне, желательно престарелым и не слишком физически развитым…
Водитель смеется. А парень с пассажирского места удивлено поворачивается. Интеллигентное усталое лицо, глубокие темные глаза… Ощущаю, что кандидатура подходящая.
— Мадам знает толк в извращениях! — присвистывает водитель. — Ты с ним ехать собираешься, или что? — и тут же обиженно кривляется. — Я так хорошо шел, ты меня сбила, затормозила, а теперь еще и выделываешься!
— Очень извиняюсь, — нельзя не признать его правоту. — Я не специально, просто ехать очень нужно, и в неприятности влезть не хочется.
— Судя по всему, ты уже в них влезла, — серьезно произносит темноглазый. — Садись, не бойся. Раз нужно — поедешь.