Я чувствую себя не нужной и всеми брошенной. Ты нужен мне. Но использовать тебя вслепую — это гадко. А, узнав все в открытую, ты вряд ли останешься во мне заинтересованным. Вот такой вот замкнутый круг. Похоже, то, что письмо никак не складывается — знак свыше. Свидетельство того, что я не имею право привлекать тебя на помощь и выкарабкиваться из своей депрессии твоими силами. Похоже, это письмо — ошибка»
И, разумеется, уже со следующей страницы, Сонечка начинала все сначала.
«Привет, Артурка!» — как ни в чем не бывало, сообщала она. — «Вот, решила написать тебе письмо…»
Артур страдальчески закатил глаза к потолку и неприлично выругался.
— Сколько можно! — простонал он, в конце концов, но послушно принялся просматривать текст, чтобы отделить то, что уже читал от нововведений, сделанных специально для этого варианта письма. По количеству черновиков к посланию, Сонечкино письмо (кстати, так и не отправленное) вполне могло претендовать на попадание в книгу рекордов Гиннеса.
* * *
«— Как, ты говоришь, называется эта тропа? — название показалось забавным, потому не отстаю.
— Таракташ, — с достоинством отвечает Егорушка.
— Крута уж больно. Становишься вверх, а потом «таракт-таракт-таракт» — тарактиш вниз… — смеется Меланья…»
После вереницы обязательных приветствий и краткого описания своего знакомства с новой компанией — очень краткого, совсем безымоционального, в корне отличающегося от предыдущего восторженного послания, — Сонечка внезапно меняла тон:
«А потом все в моей жизни перевернулось вверх дном. Я влюбилась. И вышло все так неуклюже, так глупо, что по сей день прибываю в страшно горестном состоянии. Мне кажется, я никому не нужна… Итак, начну по порядку.»
Признание заставило Артура сначала отбросить послание в сторону, а потом мужественно взять его в руки и читать очень внимательно. На самом деле, знать правду — очень важный козырь. Какой бы неприятной она не оказалась.
Начиналось все у Софии, как обычно, с пустых разговоров:
«— Ничего подобного! Из всех спусков к Ялте Таракташский, кажется, самый безопасный, а уж то что самый живописный — факт неоспоримый. — впрочем, Егорушку занимают сейчас совсем другие вещи. — Послушай, — в своей удивительно мягкой манере, он вкрадчиво заглядывает мне в глаза. — Ты два месяца тут живешь, и не изучила еще окрестности? Ни разу не спускалась по Таракташской тропе? Как же так?! — он откровенно недоумевает. — И ты можешь после этого спокойно пить чай и чувствовать себя человеком? Жуть!
— Ты так говоришь, будто я не просто сама не спускалась, но и кого-то по этой тропе уже спустила, причем насмерть. Ну не спускалась, но все впереди ведь…
— Немедленно! Немедленно отправляемся в поход! — обрадовался Алишер. Спустимся, потом застопим что-нибудь идущее обратно и к ночи вернемся.
— Фиг ты до отбоя вернешься. А на вечерней поверке все должны быть на месте. И ты — не исключение! — заворчала Меланья.
— А я? — внезапно заговорил Кир. — Я исключение? — и тут же сам себе ответил. — Вероятно, да. У нас ведь с Егоркой еще ни один выходной не использован. Теоретически, если мы уходим, ты, Меланья, остаешься за старшую, а … тебе в торжественно передается в помощники.
— О нет! — схватился за голову …. А потом внезапно обернулся ко мне: — Леди, сжальтесь, не будьте так жестоки к бедному шуту. Не оставляйте меня в подарок этой зловредной госпоже!
— Точно что «шуту»! — фыркнула Меланья. А я совершенно не знала, что ответить.
— Что я могу для вас сделать? — я интимно склонилась к уху паясничающего…
— Откажитесь от экскурсии, — ответил он, а потом уже нормальным тоном, совсем не кривляясь, пояснил: — Я ведь тоже ни разу не спускался по этой самой тропе. И следующего раза может не представиться. Лучше послезавтра, когда народ на автобус поведем, все вместе и спустимся…
— Обязательно, — пообещал Кир, твердо снимая дискуссию. — Но все вместе — потом. А сегодня — мы сами. Надоело мне тут, хочу в город, развеяться…
Это высказывание из уст дикаря-Кира звучало настолько фальшиво, что даже болван … начал что-то понимать.
— Иди переоденься, — бросил мне Кир. — Там спуск довольно крутой. А ты, Егорушка, будь добр, прихвати спальник, может, придется заночевать внизу. Зачем на ночь глядя на трассу идти… Там места такие, как раз для ночевки…
Самое забавное, что меня при этом никто ни о чем не спрашивал. Мое участие в вылазке считалось делом решенным и без моего согласия. Только я открыла рот, чтобы немного поломаться, как пришлось громко клацнут челюстью, демонстрируя крайнюю степень удивления. Ситуация приняла совсем уж однозначный оборот.
— Я не поеду! — поспешно сообщил Егорушка, не мигая, честными-честными глазами глядя из-за своих защитных стекол. И именно из-за этого старательно честного взгляда, всем за версту понятна притянутость за уши его оправданий. — При всем желании не могу. Обещал ребятам показать аккорды. Нехорошо детей обманывать.
Все понимающе замолчали. Во мне, разумеется, тут же проснулся дух противоречия:
— Вот видишь, — как ни в чем ни бывало сообщила я …., — Все разрешилось просто великолепно. Егор остается с Меланьей, а ты идешь с нами. Посмотришь Таракташ…
Произнося все это, в глубине души, я страшно боялась, что … согласится. Но Егорушка и тут решил продемонстрировать глубины своего чертового понимания:
— Нет. Он мне партию в нарды должен. Мы сегодня ночью играть станем…
Как они собираются одновременно играть и на гитаре и в нарды я решила не уточнять.
В общем, совершенно без инициативы с моей стороны, поспешно и прилюдно, мы с Киром огласили, что собираемся уйти этой ночью вместе. По большому счету это никого не волновало, но все же мне казалось слишком грубой такая лобовая предначертанность.
— По-хорошему, я не должна была принимать твое приглашение, — признаюсь уже в пути. — Порядочные девушки на ночь глядя с посторонними джентельменами скитаться по темным горам не ходят…
— Не волнуйся, — будто и не понимая контекста, серьезно заверил Кир. — До темноты мы уже пройдем все самые крутые места и подойдем к Учан-Су. Водопад на самом деле сумасшедшее красивый. Это туристам его неправильно показывают. Места знать надо…
— И часто ты водишь в эти места женщин, утомленных длительным одиночеством? — я не люблю фальши, я не люблю делать вид, будто не происходит очевидных вещей, потому говорю почти напрямую. Смотрю, по крайней мере, так, что трактовать мой взгляд, как обычный дружеский уже не получится.
— А, ты в этом смысле, — как-то смешавшись, отвечает Кир. А потом находит совершенно идиотский, можно даже сказать оскорбительный для меня ответ: — Не бойся, в этом смысле я никаких иллюзий не питаю. — отводит глаза и продолжает с невесть откуда взявшейся горечью, — Кто я такой…