«Ага, значит, все-таки его мое всезнание немного беспокоит!» — лихорадочно пытаюсь бороться с людьми их же оружием и ищу зацепки для давления. И, как обычно в обществе таких интриганов, как Лиличка и Геннадий, оказываюсь в постыдном проигрыше:
— Спешила, как могла! — невозмутимая Лиличка вырастает у входа в наш закуток.
Она изменилась. Очень. Раньше при всей своей надменной вычурности, Лиличка все же была человеком. Сейчас — матово бледным манекеном без намека на приветливость. Щеки запали, переносица как бы треснула от глубокой морщины между бровями. Черты заостриись, отчег ноздри сделались еще более хищными, а глаза — яростными. По всем локальным признакам выходило, что выглядит она ужасно.
И, вместе с тем, оторвать от нее глаз было попросту невозможно. Черные волосы, собранные в высокий хвост, ярко-наведенные губы, высоченные каблуки, слишком пярмая спина и сквозящеев каждом жесте отчаянное безумие… Иногда я понимала, отчего Рыбка был так безнадежно влюблен. Лиличка — воплощенные надрыв, ожившая мумия кокаинистки серебрянного века.
— Машина погрязла в пробке, таксист оказался идиотом и не слушал заказываемый маршрут, веротолет ты мне еще не презентовал, а моя обувь для долгой быстрой ходьбы не предназначена. — заявиляет она Рыбке.
Я не удивиляюсь. Воображение услужливо показывает несчастную лиличкину Вольво, брошенную посреди проезжей части. Недоумевающего таксиста — облитого отборной руганью и оставленного в салоне одного на ближайшем перекрестке (впрочем, Лиличкм могла выскочить из такси и на полном ходу)…
— Кстати, здравствуй! — она хищно улыбается, не глядя сбрасывает плащ на руки чудом подоспевшего официанта и молниеносно касается губами Рыбкиной щеки. На блестящей, розоватой коже остался след от укуса. — И тебе тоже привет, подруга-предательница, — Лиличка, наконец, изволила обратить на меня внимание. Читала твое письмецо, думала, убью, когда встречу.! — сообщает без обидняков.
Разумеется, я не смогла когда-то просто бросить ее. Уезжая, написала объяснительное письмо. Так, мол, и так. Ухожу, потому что считаю наше дело грязным… И тебе, Лиличка, тоже советую уйти, потому как в душе ты хорошая. А та стерва, которую ты пытаешься из себя строить, может ведь и впрямь ожить, высосать твою душу, подчинить себе… Судя по тому, что я видела сейчас перед собой, Лиличка не послушалась и мое витееватое пророчество о стерве сбылось.
— Так сильно и безнаказанно меня унижали в жизни только два человека, — продолжает она. — Ты, да твоя подруга Марина. Да, да, покойная бесфамильная. Она тоже, как и ты в своем письме, сочла себя вправе делать обо мне выводы. Учить жизни и читать нотации. В любой другой ситуации ей пришлось бы закрыть рот, но тут… Она угрожала мне пистолетом, представляешь? — Лиличка нервно передергивается. — Хорошенький способ провести педагогическое внушение, наставив на воспитуемого оружие, не правда ли? — хмурится осуждающе, возмущенно фыркает, отводит глаза…
Ого! Ничего о таких экстремистских поступках Марины мне известно не было. Это ж надо было так довести человека… Хотя, одно в этом поступке было точно в стиле Марины. Тут впору или моруд бить, или порвать всякие отношения, а она совсем о другом думать будет — как бы объясниться. Это у на с сней общее слабое место. Даже враги, по нашему разумению, дожны понимать нас и выслушивать. Пусть даже под прицелом пистолета. Интересно, где она его взяла? Отродясь ничего про оружие от нее не слышала.
— А потом еще и заставила себя простить, — продолжает Лиличка, сверкая глазами так, будто не Марину, а меня сейчас обвиняет. — Отличный способ обязать к прощению — стать покойницей. Не собираешься?
— Нет, — увы, я не в силах скрыть печаль, она заливает столик и покрывает мои глаза пленкою… Лиличка действительно так ничего и не поняла в моем тогдашнем отъезде. Для нее это просто-напросто выпад и оскорбление… А ведь мы были почти подругами. Ведь именно она лучше всего знала, насколько сильно я была обманута, и в каком шоке прибывала, узнав, что все, мною напианное — ложь. Ведь именно она дожна была бы прочувствовать мое тогдашнее состояние и все понять. И тогда, вместо этой агрессивной тиррады, я, возможно, встретила бы дружелюбие. Но, увы, приходится воевать, потому говорю немного нагловато: — Если я сочту себя виноватой перед тобой и стану нуждаться в прощении, применю другие методы.
— Если?! — Лиличкины брови взлетают вверх. — То есть ты еще и отрицаешь свою вину?
Нет, не зря я не хотела этого разговора. И не потому, что боялась мести или каких других последствий, а потому что не готова еще была оказаться столь безжалостной, чтобы изрезать несчастную Лиличку жесткой правдой о ней самой. Ведь даже если сделает вид, что ничуть не задета, все равно поранится. И ночами спать не будет, то ли озлобляясь еще больше, то ли стыдясь и раскаиваясь. Я не хочу быть твоим палачом, Лиличка, я не хочу!
— А придется, — отвечает она после моего заявления о нежелании говорить на данную тему.
Что ж, значит, деваться некуда:
— Вины моей нет, — поражаюсь невесть откуда вдруг взявшейся силе своего голоса. — И мы обе прекрасно это знаем. Мы обе знаем, что ты обманом втащила меня в этот проект и подсунула лживые факты для книги. Обе знаем, что я имела полное право отказаться от дальнейшего участия в твоих планах. А еще мы знаем, что содеянная грязь разъедает. Ею ты выжгла себе душу. Ни во что не веришь, никого не любишь. Наркота не спасает. Половина персонала Генкиной виллы, тобою соблазненная, тоже не приносит никакой радости… Деньги ты зарабатывать на самом деле так и не научилась. Как бы не пыталась ты строить из себя великого стратега-воротилу, если посмотреть объективно, все твои проекты убыточны. Существуют они только за счет основного Рыбкиного бизнеса. Посмотри, во что ты себя превратила! В делах — неудачница, в постели — нимфоманка, в дружеских отношениях — лгунья, всех пытающаяся использовать… Ты злишься на меня, за то, что я оказалась неподдатливой жертвою. Всего лишь из-за этого, а вовсе не из-за эфемерного вреда, нанесенного твоему делу моим уходом.
Рыбка вскочил синхронно с Лиличкой. Успел перехватить ее руку, занесенную для удара над моей головой. Я как сидела, глядя прямо перед собой, так и продолжала сидеть. В конце концов, она сама хотела услышать, что и о чьей вине я думаю…
— Тихо-тихо-тихо, — запричитал Рыбка, успокаивая. — Ша, барышни! — произнес уже чуть более весело. — Из вас, я смотрю, пора добывать электричество. Давайте, для разрядочки… — все еще удерживаю Лиличку одной рукой за запястье, он наполняет бокалы. — Мы же цивильные люди! Только драки нам еще и не хватало! Мы же не…
Рыбка осекается, потому что из-за шторки нашего закутка вдруг появляется… ствол автомата. И утыкается прямо Рыбке в бок. Такого я и близко предположить не могла! Что это?! Милиция?! Бандиты-конкуренты?! Возле нашего столика вырастает пара человек в форме. Молодые, но безэмоциональные. С каменными лицами и пустыми взглядами. Лиличка мягко оседает в кресло. Рыбка медленно поднимает руки.
— Девчонка пойдет с нами! — сообщает один из гостей и указывает на меня жестким кивком. — Счастливо оставаться…