– И что этот мальчик? Вазу хрустальную разбил? – хмыкнула Алина. Ее Санька столько всего в квартире переколотил футбольным мечом – не сосчитать.
– Если бы! Когда генерал лежал в очередной раз в больнице, мальчик забрался в кабинет, куда его никогда не пускали. Я уже говорила, что генерал без трепета относился к ребенку. Своих детей у него не было, чужие ему и подавно нужны не были. На одной из полок книжного шкафа он нашел папку с пожелтевшими листочками, на некоторых было что-то написано, на некоторых нарисовано. Ему тут же захотелось порисовать. Поскольку чистой бумаги он не нашел, то выбрал несколько листов из папки, на которых оставались свободные места и начал рисовать все, что придет в голову: кораблики, самолетики, человечков. За этим занятием застала его мать и выдворила из кабинета. Рисунки отбирать не стала, на обратной стороне листков было еще место. Наверное, решила так: пусть мальчик рисует, чем-то же ему надо заниматься? Когда генерал вернулся из больницы, сынишка домработницы выбежал навстречу с рисунками: «Смотри, что я нарисовал». Генерала чуть удар не хватил, оказалось, что в папке хранились особо важные бумаги. Рисунки и наброски так же имели определенную ценность.
– А чьи это были наброски? – поинтересовалась Алина.
Нам принесли заказ. Я и Алина набросились на еду, Нонна Михайловна успевала и есть, и говорить:
– Не знаю, Софья Андреевна не сказала. Но именно за них, за эти листочки ее прокляли.
– Прокляли?
– Да, когда генерал увидел, как мальчик надругался над рисунком, он побагровел, а потом снял ремень и выпорол ребенка. Домработница бросилась защищать сына, но и ей досталось от хозяина. Однако ей удалось выхватить мальчика и спрятаться с ним у себя в комнате. Через время генерал постучал в дверь. Она думала, что тот пришел просить прощения, но она ошиблась, генерал протянул деньги на проезд – даже выходного пособия не выдал! – и попросил, чтобы завтра ее с сыном в квартире не было. Что оставалось делать бедной женщине? В квартире генерала она жила на птичьих правах. Потому без лишних слов собралась и уехала.
– Нонна Михайловна, вы так рассказываете, как будто сами там были, – поймала я себя на мысли, что уж больно подробно рассказывает Шматко, ярко, эмоционально.
– Я только со слов Софьи Андреевны веду рассказ. А Софья Андреевна узнала о событиях тех дней от домработницы. Да-да, та приходила к ней. После случая с рисунками генерал всерьез задумался, а не пора ли ему жениться. Домашнюю работу может и жена делать. О детях, вернее об их отсутствии, можно договориться сразу. Конечно, расходы возрастут: надо будет жену одевать, на курорты с собой брать. Ну и бог с ними, с этими расходами, зато можно будет забыть о страхе, что домработница, что-нибудь украдет или впустит в дом постороннего человека. И в жены можно будет подобрать женщину культурную, образованную, которая бы имела представление, какие ценности хранятся в доме. И при этом у нее не будет родственников – и никаких детей. По всем параметрам подошла Софья Андреевна. Родители погибли в аварии, воспитала ее тетка, которой в живых давно уже нет. Семью завести не успела: то училась, то занималась карьерой. С высшим образованием. Любит искусство. Собственно, в картинной галерее они и познакомились. Встречались недолго. Пару раз генерал пригласил Софью Андреевну в ресторан, а потом предложил ей выйти за него замуж. Та практически сразу согласилась – все подруги замужем, одна она в девках засиделась. Через месяц после знакомства состоялась свадьба, и Софья Андреевна переехала к генералу. Вот тогда и появилась домработница. Наверное, обидевшего ее хозяина она не выпускала из виду. Выждала время, когда тот поехал в поликлинику, и позвонила в дверь, назвала генерала по имени-отчеству, спросила, скоро ли он придет. Молодая жена, ни о чем не подозревая, впустила гостью. Через час Софья Андреевна знала о генерале все: какой он жадный, придирчивый и пакостный, как он ненавидит детей и видит в женщинах исключительно обслуживающий персонал. Не преминула гостья рассказать и о том, как ее хозяин посмел поднять руку на ребенка. Софья Андреевна подумала, что гостья сама имела виды на генерала и теперь из ревности решила испортить ей медовый месяц, и потому стала ее гнать. «Это вы все придумали. Не было такого! Василий Семенович не когда не поднял бы на ребенка руку», – бросила она, выпроваживая женщину. «Я вру? А это видела, – с этими словами она задрала рукав и показала узкий шрам, который мог остаться после порки ремнем. – А у ребенка моего и того похлеще! Вся спина исполосована». «Я не знаю, откуда у вас эти шрамы. Мальчик мог сам поранится. Если Василий Семенович и шлепнул вашего сынка разок, то за дело. Нечего в чужих вещах рыться», – ответила Софья Андреевна, защищая мужа. «Вот так, да? Вы и впрямь два сапога пара. Детей вам заводить противопоказано. Ну что ж, желаю вам, чтобы вы прожили долго, – женщина упустила окончание фразы «и счастливо». При этом она смотрела на Софью Андреевну с ненавистью и отвращением, потом продолжила: – И все эти годы ты будешь ухаживать за ним как за дитем малым. Горшки. Пеленки. Протертые кашки. Вместо ребенка у тебя будет на руках старик. Это тебе будет плата за богатство, которое, может быть, когда-нибудь тебе достанется, если, конечно, дом не сгорит». Дом не сгорел, но в остальном домработница оказалась провидицей. В тот же год у генерала сильно пошатнулось здоровье. Обострились какие-то нервные заболевания, он плохо стал спать, его мучили постоянные боли то в боку, то в спине. Софье Андреевне пришлось уволиться с работы и посвятить всю себя больному мужу. Однако, несмотря на пышный букет болячек, прожил генерал достаточно долго. Софья Андреевна была уже далеко не молодой, когда Василий Семенович оставил этот мир.
– Н-да, – издала Алина. – На все воля божья.
– А из-за чего она в кафе рыдала? – вернулась я к началу разговора. – Генерала, что ли, вспомнила?
– Ну и его тоже. Сколько он ей крови попил, ребенка не дал завести, оставил одну одинешеньку на белом свете.
– Но как я понимаю, он все же кое-что после себя оставил, – сказала Алина. – Софья Андреевна не бедствует. Много ли наших соотечественников могут себе позволить регулярные поездки в Италию. В Милане она не в первый раз.
– В этом смысле вы правы – после долгих лет затворничества Софья Андреевна смогла себе многое позволить. Когда Василий Семенович умер, все стало по-другому. Например, границы открылись.
– Да-да, слышала, – вставила Алина, – Софья Андреевна даже успела роман завести с иностранцем.
– Вот-вот, рассказала мне Софья Андреевна о своем романе. Этот итальянец, кстати, у нее из квартиры ценную вазочку вынес, якобы принадлежавшую китайской императорской династии. Она его простила, в милицию на него подавать не стала. Он с ней год еще повстречался, пока работал на одном из наших предприятий, а потом в свою Италию сбежал. Софья Андреевна несколько раз в Италию летала, хотела найти.
– Нашла? – вяло спросила Алина, после сытного обеда она потеряла интерес и к Софье Андреевне, и к итальянцу-макароннику.
– Куда там! Он переехал в другой город и, разумеется, забыл сообщить своей подруге адрес. Не везет Софье Андреевне с мужиками. Взять, к примеру, Леопольда Ивановича. Приклеился к ней как банный лист, – с негодованием сказала Нонна Михайловна. Алина встрепенулась. Уже ближе к теме. – Другая бы отослала бы его куда подальше, а эта нет – растаяла словно свечка. Ну, зачем он ей? Какая любовь в нашем возрасте? Вот теперь страдает. Он ведь игроком оказался! А игрок похуже пьяницы. А если и то, и другое, то, знаете, лучше камень на шею и с моста.