Надежды на повышение не оправдались. Просьбы о снисхождении, как и уверения, что впредь он дисциплины не нарушит, оказались тщетны. Его безукоризненная до сих пор репутация не помогла, как и рекомендательные письма из Бенгалии и Равалпинди. В Лондоне к лейтенанту отнеслись сурово и настроили против него полковника стрелковой бригады. Сразу после прочтения письма Ральфа из Гретна-Грин в Шотландии тот принял решение: перед вступлением в брак лейтенант Ральф Уильям Крисхолм Гарретт не поставил в известность новое начальство, а подобное нарушение армейского порядка, пусть и относительной формальности, непременно должно быть наказано. Именно сейчас, во время войны, солдатам непростительно давать волю чувствам, а следует подчиняться военным приказам. Тем более солдатам вновь прибывшим, которым только предстоит включиться в жизнь полка. Перед лицом грядущих сражений с русскими не следует проявлять мягкость!
Беглый взмах пера еще до начала службы перечеркнул имя Ральфа Гарретта в списке членов полка, а заодно – его мечту о стрелковой бригаде и славных военных сражениях. О возвращении в корпус разведчиков тоже не было речи. Его место быстро заняли, и начальство хотело преподать урок остальным. Если бы разлетелись слухи, что лейтенанту сошло с рук своеволие, другие солдаты, недолго думая, могли последовать его примеру. И что дальше: пропуски утренней линейки, трусость перед врагом, дезертирство?
А потому лейтенант Ральф Гарретт получил приказ «немедленно и без проволочек» следовать для несения службы в гарнизоне Аденской гавани. Аден стал для британских солдат чем-то вроде штрафной колонии. Он находился у границ гигантской Османской империи, был отделен от Африки лишь узким проливом и окружен многочисленными султанатами, дружественными и не очень. Ральфу четко дали понять – любая задержка будет рассматриваться как прямое неповиновение. Поэтому у них не было возможности отправиться к его семье в Глостершир или заехать в Кент, попрощаться с Джонатаном.
– Это ведь временно, – прошептала Майя и погладила мужа по плечу, в очередной раз пытаясь утешить его.
– Надеюсь, – отозвался Ральф, но его голосу недоставало уверенности.
– Все не так плохо, – обнадеживающе сказала она, – в конце концов, у нас есть мы!
Ральф посмотрел на Майю и сжал ее руку, слабая тень улыбки пробежала по его губам.
– Ты права. Смотри, вон Баб-эль-Мандеб! – воскликнул он и указал на выступающий в море голый мыс и лежащий перед ним остров. Там так близко сходились африканское и аравийское побережья, что поверхность воды волновалась и пенилась. Баб-эль-Мандеб – «Врата Слез», перевела Майя, пользуясь запасом арабских слов, и ее охватил холодный озноб, хотя на палубе было очень жарко.
Раздумывала она недолго, когда решала, поедет ли с Ральфом в Аден. Снова стучаться в двери Блэкхолла, виновато опустив голову, было столь же немыслимо, как и появляться на пороге дома в Монпелье в качестве незнакомого всем члена семьи. Ее место рядом с Ральфом, пусть и не в Индии – она вовсе не считала Аравию разочарованием, во всяком случае, эта страна казалась ей куда более привлекательной, чем лагерь на Балканах.
В изумлении стояла Майя на палубе под ночным темно-синим небом Средиземного моря, сливающимся на горизонте с чернильной поверхностью воды, и смотрела на звезды, такие сияющие и яркие, каких никогда не увидеть на английской земле, на морских курортах Брайтон и Торки, где семья Гринвуд провела не одно лето.
Майя бы с большим удовольствием задержалась в пути, чтобы сойти на берег и увидеть Вечный город – Рим, охряные, терракотовые и оливково-зеленые оттенки Флоренции, Сиенну и Перуджу, оживленный Неаполь и, возможно, Искью, скалистый остров со старинной крепостью Арагонского замка, зеленеющий лимонными рощами, инжирными и гранатовыми деревьями, живописные руины средневекового дворца в Салерно и чудесные голубые гроты Капри – места и пейзажи, известные ей лишь по рассказам о детстве Ричарда, теплым воспоминаниям отца и цветным гравюрам в его кабинете. Как и Греция, где, казалось, в каждом камне таится что-то от загадочных богов Олимпа.
Теперь, когда воля матери не имела значимости, она бы с радостью на это все посмотрела. Марте Гринвуд любое путешествие казалось кошмаром. Она слишком боялась, что нежная Ангелина не перенесет жары и подхватит в далеких странах тяжелую болезнь. Зачем стремиться в невообразимую даль, когда в Англии есть морские курорты с благотворным мягким и солнечным климатом? Возможно, Джеральд и хотел бы пуститься с детьми в путешествие по следам своих научных изысканий, считая эту форму образования крайне полезной и увлекательной, но он подчинялся желаниям Марты. Как почти во всем, что касалось заботы о детях и воспитания: он знал, отпрыски в надежных руках, и эта область его мало касается. Поэтому Гринвуды бывали только в Торки и Брайтоне.
Тем больше наслаждалась Майя путешествием, пусть и на палубе парохода. Слишком скоро впереди показалась Александрия, «жемчужина Средиземноморья», и слишком быстро осталась позади, задев лишь несколькими мимолетными впечатлениями: покрашенными в желтый цвет домами – неумелым подражанием европейским, волшебными восточными кофейнями, перед которыми растопыривают помятые серебряно-зеленые ветви тамариски. Куда ни глянь, растут пальмы и, перекрывая улицы, размеренно вышагивают караваны верблюдов в колоритных красных накидках, их вяло подгоняют одетые в белое погонщики. Железной дорогой Майя и Ральф проехали еще немного дальше, к берегам Нила, где их ждал пароход. Судно скользило по широкой гладкой реке, ее ровную поверхность можно было принять за спокойный, неподвижный океан, если бы не бахрома пальм и тамарисков на фоне ночного неба. В этом пейзаже было что-то печальное, но все же он потрясал грандиозностью: Нил, Египет, колыбель культуры древней и величественной, как пирамиды по ту сторону реки. Каир, «торжествующий», полный шумной жизни, прохладный в тени зданий и садов, раскаленный как печь на улицах и площадях, под куполами и минаретами. Роскошный и полуразрушенный, вместилище всех религий, народов и династий, которые здесь столетиями жили и строили, Каир дышал свободно, он стал плавильным котлом культур: христианско-европейской, мусульманской, африканской. «Из этого города мне писал Ричард», – пронеслось в голове у Майи.
Нубийский извозчик в яркой форме, наполовину гусарской, наполовину восточной, вывез их на конной повозке из Каира, навстречу скудному пейзажу – ущельям, скалам, песку и одиноким квадратным постам с английским флагом, чье назначение в этой безводной пустыне оставалось неясным. Вдали вырисовывались каменистые очертания, вскоре оказавшиеся горной цепью, по обе стороны дороги белели верблюжьи скелеты. Но вот они стали попадаться все реже, и впереди показалась низкая стена с двумя башнями: они прибыли в Суэц, где их снова ждал пароход. Майя и Ральф поднялись на борт, и судно взяло курс на Красное море.
Майя еще всецело находилась во власти впечатлений от увиденного. Наскоро собранные во время непрерывного пути картины, сцены, запахи и шорохи еще прочно обитали в ее сознании. Словно она испила несколько капель пьянящего напитка и страстно захотела еще. Ее лихорадило от предстоящего прибытия в Аден – само название звучало как Эдем, где их поджидало все экзотическое великолепие Аравии.