– У тебя есть право на приданое. Сама знаешь, там немного, но ты могла бы исполнить несколько желаний. Или сделать неплохое вложение на будущее, – посоветовал он.
– Где вообще слоняется твой супруг? – сухо поинтересовалась Марта.
– В Глостершире. У него там дела, – попыталась обойти тему Майя. И почувствовала, как оседает на стуле под пытливым взглядом матери, в котором явственно читалось подозрение, что у Майи не самое счастливое супружество.
– Нет, это не дело, – загорячилась она. – Возвращаться из далеких стран и бросать супругу у тети! Как… как громоздкий багаж! Я сразу сказала…
– Не горячись, дорогая, – осторожно перебил ее Джеральд и погладил по руке, нервно подбирающей со скатерти несуществующие крошки. – Мы все совершаем ошибки. Пока, – его голос дрогнул, – пока она в целости и невредимости…
Остаток предложения повис в приятном вечернем воздухе, и особенно отчетливо почувствовалось, как в этой семье не хватает того, кто всех объединял и уравновешивал. Джонатан…
Джеральд откашлялся.
– Разумеется, мы будем рады снова принять тебя в Блэкхолл в любое время. Пока все не утрясется. Или сколько захочешь. Мы были бы очень рады снова видеть тебя в нашем кругу.
Майе не понадобилось много времени, чтобы принять решение и забраться с родителями и сестрой в экипаж, что вновь подъехал к Сидней-плейс, 4, этим же вечером.
– Если я вдруг понадоблюсь – я здесь, – прошептала ей тетя Элизабет, обняв на прощанье.
Так Майя Гарретт, урожденная Гринвуд, вернулась в Блэкхолл. С таким же легким багажом, как в ту дождливую апрельскую ночь прошлого года, но с гораздо более тяжелым сердцем.
– К сожалению, я пока не смог уговорить маму с тобой познакомиться.
Ральф погладил Майю по руке – они прогуливались по саду, кусты и деревья утопали в золотом августовском свете.
– Она винит тебя в моей неудачной карьере. Хотя я постоянно напоминаю, что ответственность лежит только на мне. Томас, как всегда, сохраняет нейтралитет. Но я постараюсь ее вразумить, – при этих словах его рука скользнула и осторожно обхватила ее ладонь. – Что такое?
Майя остановилась и, нахмурившись, схватилась за живот.
– Ничего страшного, – успокоила она его, покачав головой, и двинулась дальше. – В последнее время желудок часто дает о себе знать. Видимо, я испортила его арабским кофе и острой едой.
– Ты побледнела, – сообщил Ральф, бросив на нее испытующий взгляд, и шепотом добавил: – Но все столь же прекрасна.
Майя слабо улыбнулась. Ей было неудобно, когда муж делал ей комплименты, словно получала подарок, за который не могла равноценно отблагодарить.
– Я рад, что ты здесь, – продолжал он. – Здесь ты сможешь как следует отдохнуть, а я пока попытаюсь ускорить свой перевод на новую должность.
Майя написала ему несколько строк, сообщив о возвращении в Оксфорд, и по дороге в Лондон он заехал в Блэкхолл.
– Должно быть, рекомендация Коглана сильно впечатлила людей из министерства, судя по тому, как быстро мне прислали приглашение на собеседование. Надеюсь, я смогу убедить их, что мои таланты в Адене пропадали впустую, и где-нибудь их можно использовать рациональнее. Не волнуйся, – поспешно добавил он, – я не собираюсь проситься на фронт. Думаю, война скоро закончится.
Осада Севастополя продолжалась, как и военные действия на Балтике, русском побережье Тихого океана и в Армении – Россия и ее противники цепко вцепились друг в друга, и никто еще не одержал решающей победы, даже когда союзники Англии усилились за счет войска Королевства Сардинии и драгунов Британской Индии. А потому основные надежды возлагались на сферу дипломатии. Премьер-министр лорд Абердин из-за скверного положения на фронтах, отступающих из-за плохой подготовки и организации кампании, оказался под таким давлением, что был вынужден подать в отставку уже в начале года и в первых числах февраля был замещен лордом Пальмерстоуном. Менее месяца спустя умер царь Николай I, не увидев конца развязанной им войны. Его сын и наследник Александр II согласился на переговоры ввиду больших потерь со стороны русских. Однако на Венском конгрессе лорд Пальмерстоун посчитал выдвинутые для России условия слишком мягкими и убедил Наполеона III Французского проявить твердость. Рано или поздно Севастополь падет, в этом Пальмерстоун был уверен, и тогда Великобритания получит сильную позицию для новых мирных переговоров, где сможет диктовать России свои условия.
– Я написал Люмсдену в надежде, что он не забыл моих достижений в разведке. В Монпелье меня ждало письмо одного из тогдашних полковых товарищей, он писал, что корпус разведчиков расширили. Возможно, мне удастся занять одну из новых должностей.
Ральф остановился, взял Майю за обе руки и глубоко вздохнул.
– Майя, я… я понимаю, что прошлого не вернешь. Я вел себя ужасно. Это было и есть непростительно. Но я лелею надежду, что однажды ты сможешь меня простить.
Ему явно не хватало ни слов, ни самообладания. Губы его дрожали, но он пытался заставить себя успокоиться.
– Когда ты пропала, мы узнали о твоем похищении, и всю дорогу в поисках тебя… Мне кажется, только тогда я осознал, как много ты для меня значишь. Я бы никогда не простил себе, если бы не получил тебя обратно живой, – шепотом добавил он. – Я хочу начать все сначала. И чтобы доказать серьезность своих намерений, – он засунул руку в карман форменных брюк и вытащил футлярчик с красной выпуклой велюровой крышечкой, – я хочу подарить тебе это.
Ральф раскрыл коробочку и протянул Майе. Она смущенно посмотрела на обручальное кольцо в светло-голубом сатине. Массивнее предыдущего, из темного, тяжелого золота, явно дорогое.
– Лучше, чем предыдущее. И я сделаю все, чтобы стать лучшим мужем. Если… Если ты захочешь. Если захочешь – меня.
Увидев, что Майя никак не реагирует и молчит, он вновь захлопнул футляр и вжал его в руку Майе.
– Я оставлю его тебе, чтобы ты всегда помнила о моих намерениях.
Ральф казался разочарованным, и Майя заметила в его лице напряженность, хотя он изо всех сил старался это скрыть.
– Нам нужно возвращаться, – напомнил он, жестом указав на дом. – Мой поезд уже через час.
Он стоял перед ней в солнечном свете, сочившемся сквозь листву деревьев, отражающемся на золотых галунах и пуговицах военной формы, озаряющем его и напоминающем о прежних днях. О его настойчивом сватовстве, переполняющей Майю блаженной влюбленности, тогдашнем блеске и легкости. Куда все это ушло? Неужели действительно невозможно все это вернуть или превратить в нечто иное, простое, но не менее ценное?
Она импульсивно обвила его руками.
– Дай мне время, – прошептала она ему на ухо и почувствовала вздох облегчения.
– Все время этого мира, – прошептал он в ответ.