Нога в очередной раз шевельнулась, однако руки крепко уцепились в холодный чугун, не желая отпускать хозяйку и лететь вместе с ней навстречу смерти. Лавра посмотрела на них и повторила попытку. Только окаянные пальцы сговорились и до последнего держались за барьер, не подчиняясь её приказам. Они словно исполняли веления какой-то искорки, возникшей в голове. Девушка ещё раз встрепенулась, стараясь унять в себе страх. Сейчас всё пройдёт, сейчас станет намного легче. Но с каждой новой попыткой прыгнуть в озеро эта искра становилась всё ярче и сильнее. И вот она уже охватила затылок, перекинулась на виски, а в следующие секунды завладела оставшейся частью, полностью разубедив девушку в её чёрном замысле.
Чувства пропали. Лавра сидела возле мокнущей куртки, прижав к себе жёлтую сумочку и представляя, что обнимает кого-то близкого и родного, кого-то, кто не даст её в обиду, кто поможет ей унять боль и кто утешит душу. Даже хорошо, что на ближайших улицах никого нет. Ливень сделал такой щедрый подарок, прогнав посторонних. Сейчас он совсем не казался холодным. Наоборот, он приободрял её и остужал распалённое тело.
Синее ситцевое платьице от воды стало бесформенным и висело на Лавре точно на огородном пугале, прилипнув к коленям и спине. Девушка продолжала прижиматься к сумочке как к кому-то живому. От ридикюля исходил такой родной запах, смесь мяты, дешёвеньких духов, старых книг и нафталина. Ей вдруг припомнилось безоблачное детство и то, как она с матерью перебирает в шкафах завалявшиеся вещи. Кажется, тогда у них был именно такой запах, не слишком приятный, но такой близкий, что сердце невольно щемила тоска. Припомнились объятия Агнии Лесофовны, её утешающие слова, если маленькая дочь иногда начинала плакать. Да, от сумочки пахло родителями и их любовью, оттого-то она и стала сейчас самым близким предметом, от которого не хотелось отрываться.
Был двенадцатый час ночи, когда Лавра вошла в подъезд дома на Атаманской. Из кабинки тут же вылез охранник. Очевидно, он не признал в этой всклоченной мокрой девушке ту прекрасную гостью из четвёртой квартиры. Он не отважился задать вопросы об её внешности, лишь поздоровался и любопытным взглядом проводил до лестницы.
Гербер открыла дверь и замерла. Сюда она пришла в последний раз. Надо только забрать вещи. Для себя она уже решила, что задерживаться здесь не будет и что ближайшим рейсом уедет обратно к матери.
Фима, на этот раз весёлая и озорная, забегала вокруг Лавры, виляя хвостиком. Из-за воды башмачки отсырели, и пряжка на них слиплась, не поддаваясь напористым движениям хозяйки. Отодрав от ног мокрую обувь, девушка припала к зеркалу, изучая свой странный облик. Выглядела она, действительно, ужасно, больше напоминая покойницу, по которой проехалась машина: волосы клоками торчали в разные стороны, косметика расплылась по лицу, отчего оно казалось серым, даже зелёным, про платье и вовсе можно умолчать.
Не обращая внимания на крутящуюся болонку, Лавра прошла в гостевую ванную, где долго стояла под горячим душем. Всё вокруг казалось призрачным и холодным. Думать о последствиях она не могла. Голова наполнилась свинцом и уже плохо соображала. Не отягощая себя ничем, Лавра обмоталась белой простынёй и завалилась на скрипучую софу, засыпая чуть ли не на ходу. С этого момента она уже не обязана ни за кем следить в этом дрянном городе, а поезд может подождать пару часов.
– Герерберг? Герерберг… Герерберг! – шипел голос из темноты, прерываемой свистом ветра и шелестом листвы.
Лавра поёжилась, закутываясь в свою негреющую простыню. Меньше всего у неё осталось сил на разборки с Ведой и её бандитской шайкой, которые желали превратить выпускницу в речную нимфу.
– Герерберг?!! – снова выкрикнул голос, и к телу подплыл омерзительный холод, от которого девушка волей-неволей открыла глаза и растерянно уставилась на склонённую к лицу еловую ветку.
В следующую минуту она осознала, что лежит на чём-то неровном, ледяном и слишком твёрдом. Подобрав колышущуюся от ветра простыню, Лавра увидела какие-то буквы, чуть стёртые от времени, но ясно дающие понять, что в этом месте похоронен очень родной для неё человек. Дьявольский женский голос прокатился где-то наверху, повергая девушку в истинный страх. Под Лаврой находилась мраморная плита, на которой выгравировали знакомое имя – Герерберг Эдуард Тиргофович, с указанием периода его жизни.
Поначалу она не поверила, отодвинувшись на край каменного постамента и снова прочитав резную надпись. С букв от времени слетела бронза, но понять надпись вполне удалось. Это была могила, над которой возвышался готический крест с витиеватым узором в виде мраморных цветов. Мягкая влажная травка примыкала к надгробию, озарённая тусклым светом, который шёл откуда-то с левой стороны.
Лавра полностью пришла в себя, слезла с холодного камня и ошеломлённо осмотрелась. Вокруг возвышались надгробия и склепы. С ними соседствовали мрачные высокие деревья, которые тянули к земле кривые изогнутые ветви. Ещё раз посмотрев на отцовскую могилу, Гербер заподозрила, что эта местность ей смутно знакома. Пройдя по сырой траве к другому кресту, она прочитала другую известную фамилию – Лебедев. Далее тоже шли сплошь громкие имена, среди которых особо знаменита была Галина Старовойтова. Лавра оцепенела от ужаса, понимая, что находится в некрополе Свято-Троицкой Александро-Невской лавры, и вздрогнула от очередного пугающего шелеста листвы.
Может, всё это сон, всё тот же кошмар, в котором орудует жестокая Аида? Её злорадный смех вновь прокатился по верхушкам страшных деревьев, упирающихся в самое небо, затянутое облаками. И девушка не стерпела, бросилась вперёд по аллее, придерживая полы развевающейся простыни.
Могилы окружали со всех сторон, сводя с ума. Лавра то и дело натыкалась на них. Исступлённый смех не переставал издеваться над ней и казался уже где-то совсем близко, отчего Гербер прибавила скорость и, не заметив, налетела на очередную металлическую ограду. Мрачную обстановку сотряс скрежет слетевших с петель конструкций. Поменяв направление, Лавра кинулась к слабому лучику света и опять напоролась на забор. В такой ситуации невозможно было не впасть в панику.
– Герерберг!!! – прокричала злая русалка, когда Лавра метнулась к кустам. – Все дорожки ведут в ад, Герерберг!!!
Девушка остановилась от боли, пронзившей живот, и в ту же минуту сквозь белую ткань проступила тёмная полоса крови. Ну вот, в самый неподходящий момент! Это ещё сильнее разозлило её, и она, зажав раненное место рукой, выбралась к какой-то стене.
Хохот продолжался. Аида находилась где-то рядом, выжидая удобный момент, чтобы внезапно напасть. Из-за этого Лавра напрягла все чувства, двигаясь вдоль каменного сооружения, которое вело куда-то вниз. Странно, но по ощущениям совсем не похоже, что всё это разворачивается во сне. И холод, и сырость, и ветер, и боль – всё было, как в настоящем, реальном мире.
– Сегодня мы завершим наши планы, да, Лавра? – спросила Гаагова, и эхо её демонического голоса разлетелось по всему некрополю. – Кто разбудит тебя, кто вытащит из моего капкана?
– Замолчи! – потребовала выпускница, зная, что её прекрасно слышат.