– Но как же тогда я смогла напасть на собственных студентов? – недоумевала Гербер, чувствуя себя ещё хуже. – Они, конечно, далеко не милые детки, однако я вовсе не желала так калечить их и уж тем более убивать…
– А всё очень просто, – развела руками дама. – Вода сама по себе очень агрессивная стихия. Весь мировой негатив скапливается в воде, а уж оттуда это всё переходит к водным обитателям, в том числе и к нам. С возрастом ты ещё не раз удивишься, насколько возросла в тебе злость. И чем дальше, тем хуже, поверь.
– Марк Франкович говорил мне что-то про это… – задумалась брюнетка, потирая холодные руки, – что рано или поздно я стану такой же, как Валсея.
– О, эту девочку я очень хорошо помню. Я точно так же консультировала её в начале, когда она, глупая, утопилась. Она была тогда само очарование, была готова на любой отчаянный шаг. Что стало потом, ты прекрасно знаешь.
– Но ведь Вы же не стали такой, как Валсея, хотя Вам гораздо больше лет.
– Откуда ты знаешь, какая я? – загадочно переспросила Дольч, стряхивая пепел в пурпурную тарелочку. – Может быть, я гораздо хуже Валсеи?
– Но Вы ведь не стали заколдовывать полстраны, выступая в составе популярной группы.
– Да, я же не дура. К чему мне саму себя подставлять?.. Тебе известно, как плохо закончила Валсея.
– Кажется, её зарезал какой-то фанат? – уточнила Лавра, поскольку истинную причину смерти своей соперницы знала лишь из газет.
– Ну да, она мертвее. Но это не означает, что я добрая и пушистая, вовсе нет. Злости во мне столько, что хватит на весь этот город с его окрестностями. Просто я нахожу, куда её девать. Впрочем, поговорим об этом позже. Есть много способов усмирять в себе гнев. Если будешь вести себя паинькой, научу.
– Так я до сих пор не поняла, что мне делать с нарушенным циклом?
– Ну, ты уже начала себя восстанавливать.
– Вы же только что говорили, что мой организм не сможет сам себя восстановить!..
– А при чём здесь твой организм? Ты же убила там кого-то, а ещё изрядно отдубасила…
Лавра была шокирована. Неужели её опасения подтвердились? Неужели она, став той ночью монстром и разгромив студентов-скинхедов, избавила себя от части негатива, который накопился в ней?
– Злые люди, беды, несчастья – вот что тебе сейчас нужно, – огорошила её Ливадия, деловито покуривая ароматную сигарету. – Возможно, поэтому ты и влипаешь во всякого рода переделки. Такое на самом деле полезно для тебя, как бы парадоксально это ни звучало. Зло ради зла, то есть ради твоего спасения от зла…
– И как я определю, что достаточно нахваталась этого зла?
– Ну, ты должна сама ощутить улучшения. Сейчас на тебе есть где-нибудь чешуя?
– Нет, но мои волосы… – Гербер схватилась за синие локоны.
– Боюсь, волосы такими и останутся. Они у нас в принципе со временем приобретают такие тона, а у тебя это произошло чуточку быстрее, всего-навсего.
– Но я не хочу.
– Перекрась, – пожала плечами дама и затушила сигарету. – Хотя, знаешь, тебе очень идёт. От женихов, поди, отбоя нет после Вольса?
– С мужчинами я теперь не общаюсь, – мрачно поведала Лавра и вздохнула. – Меня стали интересовать девушки…
– Хорошо, что не животные, – засмеялась Ливадия, как будто лесбиянство для неё было вполне обычным делом. – Уверяю, мы довольно похотливые создания, и ты не должна сдерживать свои желания. В сексе тоже растворяется часть заложенной в тебе злости.
– Мне так не кажется.
– Я скажу тебе даже больше – мы для этого созданы. Мы капризны, злы и ужасно похотливы. А как иначе?.. Впрочем, ладно, об этом, если хочешь, я тебе тоже поподробней расскажу, но потом, в один из других дней. Меня больше интересуют ангрилоты. Ты сказала, что они напали на скинхедов и этого твоего Ламбранта…
– Они хотели убить меня. Сама удивляюсь, как смогла унести от них ноги.
– А вот это уже серьёзно, Валра, – заговорила Ливадия приглушённым голосом. – Ангрилоты – наши непримиримые враги. Ни в коем случае не вступай с ними в схватку, иначе рискуешь не выйти из неё живой.
– Кто они такие? И почему они наши враги? Мы сделали им что-то плохое?
– Ангрилотам достаточно одного факта твоего существования, чтобы возненавидеть тебя. В их рядах полно людей, готовых лишить тебя хвоста. Они постоянно выслеживают, вынюхивают, выманивают всех, кто не является человеком. Для них мы нечисть, а с нечистью принято бороться, дабы она не овладела их миром.
– Кто же тогда такой Ламбрант, раз они так рьяно пытались его уничтожить?
– А вот это тебе лучше спросить у своего научного руководителя в университете, – загадочно сощурилась Дольч. – Думаю, он знает об этом Ламбранте гораздо больше моего… – Ливадия ухмыльнулась и сменила тему. – Нам нужно встретиться с тобой вечером, поплаваем вместе по Неве, там и договорим всё, что важно на данное время. А сейчас у меня начинается работа, и внимание моего начальства к нашим разговорам вовсе ни к чему.
Лавра и сама не собиралась долго засиживаться здесь. Хватит и того, что провела тут целый час. К тому же вечером Дольч намеревалась продолжить общение, а это не сильно радовало. Хотя Гербер понимала, что Ливадия поможет узнать очень много интересного о новой жизни.
На улице шёл ливень. Поэтому Лавра, в который раз досадуя на отсутствие зонта, поторопилась к метро. Слова Дольч о сексуальной свободе русалок немного успокоили её. Теперь чувства к Весте не казались чем-то из ряда вон выходящим, и Гербер захотелось вновь увидеть подругу. Всю дорогу до института она думала о Роговой и о её словах насчёт смерти брата. Получалась какая-то странная связь. В голову упорно лезло убийство Лены – бывшей преподавательницы истории, которую сменила Лавра. Она тоже пала жертвой сумасбродства родного брата, но, в отличие от случая Весты, Лена умерла. Что бы это могло означать?..
На подходе к улице Циолковского Лавра услышала негодующие женские голоса. Крикливую Алёну Сергеевну невозможно было не узнать, но вот преподавательница с собачкой порядком удивила девушку. Она металась между двумя автомобилями, сотрясая округу истеричными воплями. Там явно что-то происходило, и Гербер поторопилась узнать, что именно.
У крыльца вовсю хохотали студенты. Многие из них курили, переговариваясь меж собой насчёт двух ненормальных преподавательниц, которые устроили на улице шум. Поравнявшись с ними, Лавра быстро поняла причину их возмущения – корпус одной из тех машин, возле которых заходились руганью женщины, был покрыт глубокими царапинами, словно по нему водили ножом. В результате верх и бока синего «Фольксвагена» были испорчены непристойными надписями.
– Ублюдки! – верещала дама, на руках у которой тявкала маленькая светлая собачка. – Признавайтесь, кто это натворил!