Его большая рука с бронзовым загаром оттеняла бледность ее кожи и хрупкость запястья.

Алекс сжал ее руку и прошептал с непроницаемым выражением лица:

– И еще одна вещь…

– Еще украшения? Не стоит…

Лейла не смогла договорить, потому что он зажал ей рот поцелуем, застав ее врасплох настолько, что ему удалось проникнуть языком внутрь.

Когда Лейла наконец пришла в себя, то первым делом хотела отпрянуть от Алекса, но его рука крепко держала ее за затылок. Здравый смысл требовал оттолкнуть его, но ее губы отвечали ему, упивались им, будто прильнули к источнику живительной влаги после долгого путешествия в пустыне.

Запах Алекса одурманил ее. Лейла вцепилась пальцами в его пиджак, прижимаясь к нему всем телом.

Скрип двери заставил Алекса оторваться от нее. Андре заглянул в комнату со словами:

– Все уже готово, вас ждут.

– Мы сейчас будем, – кинул он другу резко.

Когда Андре испарился, Лейла отошла от Алекса на безопасное расстояние, чувствуя себя униженной и растерянной, потому что снова не устояла перед ним.

– Зачем ты это сделал? – слетело с ее распухших губ.

– Внизу нас ждут журналисты со всего мира. Мы должны убедить их, что между нами произошла лишь незначительная размолвка, но теперь мы снова вместе. А беременность стала счастливой неожиданностью, которая помогла нам воссоединиться.

Хладнокровность и цинизм Алекса повергли ее в шок. Ее охватило непреодолимое желание сбросить туфли на высоких каблуках и бежать от него как можно дальше. Но нельзя. Они зачали ребенка и теперь в первую очередь должны думать о нем и его благополучии.

Вспотевшими ладонями она расправила подол платья и выпрямила плечи.

– Что ж, не стоит заставлять их ждать.

Алекс зачарованно наблюдал, как Лейла прошла к двери. В ее поведении и осанке было столько царственного достоинства! Ни одна принцесса голубых кровей не могла сравниться с ней. Это вызвало в нем чувство восхищения, которое смешалось с нарастающим возбуждением, которое ему спешно пришлось подавить.

Глава 9

Самолет, на котором они летели на остров Сен-Круа, был намного больше, чем тот, на котором они летали на Карибы. Помощники успели к их вылету собрать и привезти почти все ее личные вещи, загрузив их в багажное отделение.

Команда Алекса вместе с Андре сидела в задней части салона. Ее же и короля усадили в роскошную переднюю часть, включавшую в себя гостиную, столовую и спальню с ванной комнатой. Стюард предложил им обед, но Лейла едва притронулась к нему. Из-за переживаний у нее совсем пропал аппетит.

Вихрь событий этого дня измотал ее, кровь стучала в ее ушах, не давая сосредоточиться ни на одной мысли.

Но, несмотря на свое состояние, Лейла отчетливо помнила ответ Алекса во время пресс-конференции на вопрос об ее отце: «Если Алан Бастини уверен, что он не является отцом моей невесты, то пусть докажет это с помощью ДНК-теста».

– Когда журналисты спросили тебя о моем отце… Ты не обязан был так отвечать, – произнесла она тихо.

– Нет, обязан. – Он серьезно посмотрел на нее. – Мужчина не может называться мужчиной, если он отказался от собственного ребенка. Ты – будущая королева Сен-Круа, и я не позволю опорочить твое имя слухами и кривотолками.

Эти слова, означавшие, что его больше всего волновала собственная репутация, а не желание защитить ее, огорчили ее.

– Тебе надо больше есть, ты похудела, – заметил Алекс.

– Наверное, так всегда на первых месяцах беременности.

– Как только ты обустроишься, мы отправимся к королевскому врачу. Беременность должна проходить под его наблюдением, – почти сердито сказал он.

Лейла удивилась резкости в голосе Алекса. Наверное, его волнение вызвано заботой о будущем его страны, символом которой станет их малыш.

Она нахмурилась, будто припоминая что-то.

– Как же они обо всем узнали?

На лице Алекса появилась мрачная тень.

– После того как к ним попал тот снимок, они решили разузнать о тебе побольше. Кто-то следил за тобой и рылся в твоем мусорном баке, где и нашел тесты на беременность.

В ту же секунду Лейле стало дурно, и она едва успела добежать до ванной, где ее стошнило. Подняв голову, она встретилась с обеспокоенным взглядом Алекса, отраженным в зеркале над умывальником.

– Все в порядке. Это нормально.

– Ты бледная как полотно. Приляг и отдохни.

Он прошел в спальню и откинул для нее покрывало на кровати. Лейла сбросила туфли и положила голову на мягкую подушку.

– А как быть с моим магазином? – вдруг спросила она.

– Мы найдем кого-нибудь присматривать за ним. Наверное, лучше продать его. Ты будешь слишком занята обязанностями королевы и матери.

Молниеносная вспышка гнева заставила Лейлу сорваться с кровати, позабыв об усталости.

– Как ты смеешь лишать меня наследства моей матери? Это все, что у меня осталось от нее.

– Послушай…

– Нет, это ты послушай. – Ее палец впился в его грудь. – Создавать духи – это мое призвание, дело моей жизни. И я так просто не откажусь от своей работы. А если ты будешь настаивать, то я отправлюсь в Париж первым же рейсом с острова. Или ты посадишь меня в темницу, как какой-нибудь средневековый феодал? Уверена, прессе будет интересно узнать об этом!

– Хорошо. Мы обсудим с тобой потом, как можно совместить работу с твоим новым образом жизни.

Обещание Алекса немного успокоило Лейлу, и усталость снова подкосила ее. Она легла на кровать и свернулась калачиком, закрыв глаза. Может быть, стоит ей проснуться – и все это окажется плохим сном?

* * *

Алекс смотрел на спящую Лейлу, прислушиваясь к ее дыханию, которое стало ровным и глубоким. Он знал, что погорячился, когда предложил ей продать магазин. Но ему было трудно сдерживать свою привычку командовать.

Ее талия уже стала немного шире. Алексу вдруг захотелось оберегать и защищать ее.

Как в тот раз, когда Андре показал ему снимок из новостной ленты. Мысль о том, что за Лейлой охотятся папарацци, нарушая ее покой, привела его в бешенство. И все, чего ему хотелось, – спрятать ее от них. Это чувство оказалось даже сильнее вспышки гнева, вызванной тем, что она не сказала ему о беременности.

Алекс наконец покинул спальню и, вернувшись в салон, попросил официанта принести ему виски. Вращая янтарную жидкость в хрустальном стакане, он призадумался.

Ему всегда казалось, что перспектива стать отцом не вызовет в нем бурю эмоций. Он никогда не знал родительской любви, так как же ему стать любящим родителем?

Единственный человек, которого он любил всем сердцем, был его брат. И боль потери после его смерти чуть не убила его самого. Горе подкосило его настолько, что породило в нем страх любить. Ведь в его сознании это чувство было связано с невосполнимой утратой, которая оставила глубокий шрам на его сердце.