— Осторожнее, ваше величество! Должно быть, это бешеный зверь — он ведет себя необычно! — крикнул кто-то сзади.
Казалось, кабан собирается со всего разгона броситься с обрыва в реку.
— Черт побери! Он уйдет! — яростно кричал Казимир на бегу. — Задержите же его кто-нибудь! Остановите!
И тут отличился князь Иван Вельский.
Он изо всех сил пришпорил коня, обогнал кабана и едва успел соскочить на землю на самом краю обрыва. Лошадь его, скользнув по глинистому откосу, покатилась вниз, а Вельский как вкопанный остановился и, повернувшись к обрыву спиной, слегка присев на крепких пружинистых ногах, занес рогатину, готовый встретить мчавшегося на него вепря.
Но кабан снова переменил намерения.
Он остановился на полпути, тяжело дыша, как будто раздумывая. Потом издал дикий хрипящий визг и, развернувшись, бросился обратно на короля.
— Молодец, Вельский! — радостно крикнул Казимир, сверкая возбужденными глазами, и точным взмахом вонзил сверкающее перо рогатины в грудь зверя. Тут же перехватив древко обеими руками, он удержал последний рывок смертельно раненного кабана, не отступив ни на шаг.
Когда подоспели запоздавшие охотники, король Казимир спокойно отряхнул руки и сказал своим чуть шепелявым голосом:
— Взгляните, господа! У него клыки длиннее рогов на шлемах тевтонских рыцарей. Такая голова послужит прекрасным украшением моего охотничьего кабинета. И этим я обязан князю Вельскому!
Вельский молча склонил голову.
Король положил руку на его плечо.
— Я хочу, князь, чтобы у тебя осталось что-нибудь на память о том удовольствии, которое ты сегодня доставил своему королю.
— Ваше величество, я достаточно награжден уже тем, что имел счастье обратить на себя внимание моего государя.
— Нет, нет, Вельский, это вздор! Внимание хорошо лишь тогда, когда подкрепляется чем-нибудь осязательным. Я дарю тебе эту землю с условием, что ты построишь себе небольшой замок на том самом месте, где так мужественно стоял две минуты назад. А дабы ты не скучал в этом замке, я жалую тебя пожизненным правом охотиться во всех прилегающих к этому месту лесах, на любую дичь, которую ты здесь встретишь!
Такова была королевская щедрость.
Для Вельского она чуть было не обернулась полным разорением.
Негоже было строить какой-нибудь невзрачный теремок на земле, которую король подарил таким широким жестом, и князь Иван Вельский, тяжело вздохнув, выполнил волю своего государя.
Вельское княжество, расположенное далеко отсюда, пришло в упадок, из которого так уже никогда больше и не выбралось, зато на крутом берегу Березины, на том самом месте, где князь Иван имел роковое счастье оказать королю маленькую охотничью услугу, вырос великолепный каменный замок, построенный итальянским архитектором в готическом стиле.
Замок не имел никакого оборонного значения в этом глухом месте вдали от границ.
Тем не менее он представлял собой точную, лишь уменьшенную в несколько раз, копию неприступных европейских сооружений этого типа, со всеми необходимыми деталями. Здесь были и высокие башни с зубчатыми верхушками, и петушки-флюгеры на тонких уносящихся в небо остриях, и подземелья с мрачной темницей, и подъемный мост на цепях через глубокий ров, и сложнейшая система дымоходов, соединяющая трубы от многочисленных каминов и печей...
Возвышаясь на высоком крутом берегу, овеваемый всеми ветрами, замок пожирал зимой множество топлива, поэтому князь приезжал туда только на лето, лишь изредка пользуясь привилегией поохотиться в окрестных королевских лесах. Одно время дела князя немного поправились, и он прожил в замке вместе со всей семьей целый год, однако скоро выяснилось, что это чересчур разорительное удовольствие. С тех пор князь держал в Горвальском замке лишь несколько слуг, которые с трудом поддерживали в порядке это сложное, бессмысленное и никому не нужное строение.
Перед смертью князь Иван избавился от замка, отдав его в приданое своей дочери Анне, которая вышла замуж за князя Тешинского. Князь Тешинский, человек довольно тщеславный, поначалу был в восторге от недвижимости своей жены и рьяно принялся за дальнейшее усовершенствование замка. Однако очень скоро он охладел к этой затее, убедившись, что деньги, которые поглощает это затерянное в глухих лесах строение, можно использовать с гораздо большей выгодой. Так, после года своего второго расцвета замок Горваль снова впал в печальное запустение.
И когда о нем вспомнил Семен, Анна, посоветовавшись с мужем, охотно продала брату замок, считая себя в большой выгоде от сделки, которая не только избавляла ее от ежегодных расходов, но и принесла несколько тысяч золотых чистой прибыли. Анна подписала грамоту, в которой навсегда отказывалась от всех прав на это владение в пользу брата Семена, и с этой минуты замок Горваль начал наконец свою настоящую жизнь. Он расцвел и ожил в руках очередного владельца. Семен не пожалел денег, чтобы превратить свое новое жилище в удобную для себя, скрытую от любопытных, неприступную для врагов крепость, в которой он мог бы заняться осуществлением своих замыслов.
А замыслы князя Семена Вельского были не менее обширными и далеко идущими, чем замыслы князя Федора.
Братья получили одинаковое образование, у них были сходные по устремлению таланты, но так уж повелось с самого детства, что все их дела были направлены в диаметрально противоположные стороны. Поэтому не было ничего удивительного, что как раз в то время, когда Федору пришла в голову мысль выступить против короля, Семена осенила великолепная идея оказать королю огромную услугу.
Но в столь противоположных намерениях и - планах братьев была одна поразительно схожая деталь. Даже не деталь — скорее ведущий мотив. Если князь Федор собирался низвергнуть короля для достижения своих личных целей, то князь Семен намеревался услужить королю по тем же соображениям.
Так бывает часто... При всей несхожести характеров и противоречивости стремлений братьев у них всегда находится что-то общее.
В Горвале, как и на берегах Ипути, стоял густой туман.
Солнце еще только показалось за лесом, и вязкая белая пелена сразу приобрела розоватый оттенок.
Замок еще спал.
Бодрствовали только стражники у ворот да наблюдатель на высокой боковой башне.
Но вот где-то скрипнула дверь, и в маленьком внутреннем дворике замка, сжатом с четырех сторон толстыми каменными стенами, глухо разнеслись чьи-то шаги. Потом послышался какой-то скрип, лязг и снова мерная шаркающая поступь.
Один из стражников глубоко зевнул и, взяв прислоненную к стене алебарду, лениво занял позу, приличествующую часовому, стоящему на посту у ворот замка. Он взглянул на своего товарища, который дремал, присев на корточки, и тихо окликнул его:
— Эй, Петрец! Слышь! Встань как положено! Гляди, уже утро — Савва проснулся...
— Ну и черт с ним, — вяло ответил второй, но на ноги все же поднялся.