Никогда!
Семен хлопнул по плечу латы, стоящие в углу, и снова потер руки.
В дверь постучали, и на пороге появился Яков.
— Завтрак подан, ваша светлость! — объявил он.
Семен взглянул на своего нового слугу и улыбался ему особенно приветливо.
И тут Яков обнаружил, что улыбка князя Семена Вельского чем-то удивительно напоминает улыбку его брата Федора...
— Вот и обед прошел! — с многозначительным намеком произнес повар Кузьма и, обмахиваясь полотенцем, опустился на скамью.
Услышав эти слова, его жена, повариха Марфа, тут же взялась за веник, а трое мальчиков-поварят, их дети, бросились мыть огромные котлы.
Кузьма любил порядок и никому, кроме себя, не позволял передохнуть, пока не заблестит чистотой гигантская дымная кухня замка Горваль.
В углу за печкой, прямо на полу, вытянув перед собой ноги и прислонившись к теплой стене, спал, широко открыв рот, Савва. На его коленях свернулся клубочком маленький белый котенок.
— Слава тебе, Господи! — воскликнула Марфа и, набрав полный рот воды, с громким фырканьем разбрызгала ее по каменному полу.
— Последний день нынче такую ораву кормили! А теперь что — прислуга да две дюжины охраны осталось. Совсем другое дело!
— Да, мать, теперь будет полегче. Сто пятьдесят брюх набить — это, конечно, не шутка! Слыхал я, Пахом с дружиной далеко двинулся. Не скоро обратно, а то, может, и вовсе не вернутся?! — Он хохотнул и, поднявшись, направился к Савве.
Склонившись над спящим горбуном, Кузьма потряс его плечо.
— Вставай! Дров надо! Дров! Понял?! Тьфу, черт! Никак не привыкну, что он глухой!
Кузьма попытался ограничиться жестами, но жесты без слов у него никак не получались. Раздельно выговаривая слова, будто объясняя что-то иноземцу, плохо понимающему язык, он продолжал:
— Дрова! Ру-бить! Понял?! Много-много! На зав-тра на утро!
Савва растерянно моргал глазами, потом закивал головой, замычал, и подобие улыбки искривило его заросшее лицо. Он бережно снял со своих колен спящего котенка и встал.
Вдруг дверь распахнулась и в кухню влетела запыхавшаяся кухарка Дарья.
— Слыхали?! — с порога крикнула она. — Яков-то вор!
— Да ну? — Кузьма от удивления снова сел.
— Вор и обманщик! — затаив дыхание, возбужденно пропищала Дарья.
— Ну-ка, ну-ка, говори, — заинтересовался Кузьма.
Поварята и Марфа немедленно оставили уборку и окружили Дарью. Глухой Савва отыскал топор и хотел было уже выйти, как вдруг остановился и подергал Марфу за рукав.
— Ну что тебе? — раздраженно спросила она. — Дай послушать!
Но Савва громко замычал и на минуту отвлек общество от интересной новости. Размахивая руками, Савва показывал то на котенка, то на остатки молока в большом кувшине.
— Бери, бери! — понял Кузьма и живо обернулся к Дарье. — Небось брешешь, чертовка!
— Пес брешет! — возмутилась кухарка. — Сама видала, как Якова вытащили из бронной залы всего побитого.
Повар с женой многозначительно переглянулись.
— Да ты что мелешь, Дарья? — с подозрением спросила повариха. — Я ведь сама с ним говорила перед обедом. Он еще спрашивал, что приготовлено князю на ужин, а я ему сказала, что холодное мясо, и еще рыба, и еще...
— Да заткнись, чертова дура! — шлепнул жену по спине Кузьма. — Дай послушать, что люди говорят! Валяй, Дарья! Да только не по-бабски! Подряд и с самого начала.
— Сейчас, батюшка!
Дарья покрепче затянула узел косынки и, сложив руки на коленях, затарахтела:
— Вот, значит, заперлись они в зале и часа три чего-то там говорили, а я...
— Стой! — рявкнул Кузьма. — Кто заперся? С кем?
— Ну, я же и говорю — князь с Кожухом, — изумилась Дарья, — сразу опосля завтраку! А я как раз девку кормила, ну ту, что Ян привез... Совсем, бедная, расхворалась. В постели лежит, встать не может. Ну, мне ее так жалко стало, я ей и говорю: «Что ж ты, милая барышня, бедняжка моя, так расхворалась?» А она мне и отвечает...
— Ах ты, бесово отродье! — вышел из себя Кузьма. — Ты про кого рассказываешь, дура, про Якова или...
— Да про Якова, батюшка, все про Якова... Вот, значит, стало быть, иду обратно от девки-то этой, гляжу — Яков прилип к двери и подслушивает, чего это они там в бронной зале говорят. Ну, оно это дело лакейское, оно понятно... Я не удивилась вовсе и мимо себе иду... Яков меня как увидал, сразу от двери — шасть! А я все себе иду да иду... Вдруг дверь открывается, выглядывает князь и говорит Якову: «А, ты здесь, как раз мне тебя и надо. Ну-ка зайди!» Яков и зашел. А мне интересно! Гляжу, в коридоре никого, ну, я заместо Якова — раз, и к двери! Слышу, князь его так, значит, по-доброму спрашивает, дескать, кто он да откуда, про брата его спрашивает, ну, про того, что в деревне живет, который его к нам устроил... И Ян тоже нет-нет и чего-нибудь такое заковыристое спросит... А потом, значит, князь и говорит: «Хороший ты слуга, Яков, иди, — говорит, — а на обеде только ты один и будешь нам с Яном прислуживать». И отпустил его. Ну, я, конечно, сразу отскочила от двери и по своим делам дальше...
— Ах ты, дурища хренова! — сплюнул с возмущением Кузьма. — Ну и с чего ты взяла, что Яков вор?
— Обожди-обожди, — хитро заулыбалась Дарья, — я нашего князя лет десять знаю! Ежели с кем ласково говорит — не миновать тому беды! Это уж точно!
Марфа нетерпеливо заерзала на скамейке.
— Сейчас-сейчас! — успокоила ее Дарья. — Слушайте дальше. Мне, значит, интересно стало, что ж дальше будет? Как обед случился, я перво-дело барышне отнесла, а сама с ходу под бронную залу. И вот тут-то, — она сделала паузу и оглядела всех с торжеством, — вот тут-то и началось! Только подошла — слышу за дверью: хрясь! хрясь! — кому-то по морде, значит, а потом князь так спокойно-спокойно спрашивает: «Значит, говоришь, Яков, мне одному служишь? А зачем к бобровнику бегал?» А Яков тут таким слабым-слабым голосом и говорит: «Не бегал я к бобровнику и не знаю, про что ты, князь, говоришь!» «А ну-ка, спроси его, Ян», — это, значит, князь снова говорит. И опять пуще прежнего — бац! бац! И на пол кто-то плюх — свалился. «Вставай, скотина! — это, значит, Кожух орет. — Кому служишь?!» И снова — хрясь! хрясь! Во! Поняли?!
Она замолчала и оглядела всех с гордостью.
— Ну не тяни, давай дальше! — нервничал повар.
— А дальше: кто-то по коридору шел. Я, конечно, сразу от двери! А это, оказывается, Осташ был и кузнец с ним. Они зашли, а я покружила-покружила и обратно под бронную залу, а тут князь сам двери открывает, и гляжу: выносют кузнец и Осташ Якова, а побит он — жуть! Места живого не осталось! Князь тут кузнецу и говорит: «Приготовь все внизу как положено! На дыбе он все расскажет!» И поволокли Якова в подземелье! Во какие дела!