Никифор сунул в рот новую травинку и взглянул на своих детей.
Глаза Марьи горели восторгом, и даже сдержанный Иван не мог скрыть изумления.
— Значит, ты, отец, — затаив дыхание, спросила Марья, — значит, ты, живя здесь, в этой глуши, знаешь тайны, которые даже не всем придворным известны?
— Да, Марья, — улыбнулся Никифор и снял с пальца большой золотой перстень. — Взгляните сюда, дети. Вы часто видели, как я запечатываю этим перстнем письма, и знаете, что на печати стоит моя монограмма, состоящая из особого переплетения букв «Н» и «Л», которые ее составляют. Но если вы присмотритесь внимательнее, то увидите, что это переплетение не простой узор. Те, кто знает, что нужно искать в такой печати, увидят в начертании буквы «Н» знак вечности в виде лежащей на боку восьмерки, а вот здесь, — посмотрите, здесь скрыт знак множества. Эти два знака, символически отражающие вечность и вездесущность Единого Бога, говорят о моей принадлежности к братству. Такие знаки, скрытые в том или ином сочетании букв, есть на перстне каждого из детей нашей веры, хотя перстни эти в зависимости от положения владельца могут быть золотыми, серебряными, медными. Эти знаки гравируются часто и на обратной стороне нательных крестов — ведь если на пальце простого человека будет блестеть перстень, это вызовет ненужные подозрения. Непосвященному все это кажется простым орнаментом, но наши братья и сестры легко узнают друг друга по этим знакам, что значительно облегчает их тайную работу и часто позволяет прийти друг другу на помощь в нужную минуту. А теперь присмотритесь сюда. — Никифор поднес палец с перстнем к глазам детей. — Что вы здесь видите?
— Раскрытая книга? — спросила Марья.
— Скрижали! — догадался Иван.
— Верно. На каждой раскрытой странице по пять черточек, символизирующих заповеди. Одна из них темнее остальных. Какая?
— Десятая?! — хором изумились дети.
— Да — десятая заповедь. Это говорит о том, что я имею много важных заслуг перед Братством, о том, что я посвящен во все его важнейшие тайны, и о том, что дети всех предыдущих заповедей должны выполнять все мои указания. Выше меня находятся лишь шестеро членов Высшей Рады, которые избираются из числа братьев десятой заповеди, и Преемник, которого согласно нашему Уставу никто из членов Братства не должен знать в лицо. Но при этом я хочу подчеркнуть, что важнейшим достоинством нашего Братства является подлинное равенство, взаимная любовь и уважение всех его детей, как братьев и сестер в одной семье.
— Отец, — с некоторым сомнением сказал Иван. — Прости меня, но о каком равенстве ты говоришь, если, так же как и везде, есть старшие, которые отдают приказания, и младшие, которые обязаны безмолвно повиноваться, независимо от того, нравится им это или нет?
— Видишь ли, Иван, степень причастия нисколько не нарушает равенства. Она лишь показывает заслуги члена братства, уровень его посвященности в дела и отсюда — право отдавать приказы. Он лучше знает, что и когда надо сделать, кому и какие отдать распоряжения. Равенство же заключается в том, что каждый из нас обязан в любую минуту прийти на помощь любому собрату, жертвуя даже своей жизнью, независимо от того, в какой степени причастия мы оба находимся.
— А у мамы... — перебила Марья, — какой у нее был знак?
— Вот кстати, — подхватил Никифор, по-прежнему объясняя Ивану, — Маричка была дочерью второй заповеди — невысокой по степени причастия, но когда нам угрожала опасность, на помощь пришли все, кто мог, и те два человека, которые сопровождали нашу карету, были детьми шестой и седьмой заповедей. За то, что Маричка успела вовремя предупредить всех об опасности, она была возведена в следующую степень и стала Сестрой Третьей Заповеди.
Марья восхищенно и недоверчиво смотрела на отца.
— Значит, за эти годы ты сделал так много, что добился самой высокой степени?
— Да, и я как раз хотел рассказать вам, как это случилось. На следующий день после смерти Марички приехал лекарь, а с ним еще один человек. Я схоронил вашу мать и сказал им, что хочу продолжать начатое ею дело. Они посовещались и решили, что я не нуждаюсь в предварительном испытании, поскольку Маричка много обо мне говорила и обо мне уже знали все необходимое члены Высшей Рады. Для обряда посвящения — кстати, это единственный обряд, который признает наша вера, —достаточно присутствия двух членов братства и предварительного согласия Высшей Рады. В тот же день я был посвящен. Тогда мне опостылело все на свете, я был переполнен своим горем и, честно признаться, сделал это лишь в память о Маричке, как ей обещал. В первые месяцы после смерти моей любимой и незабвенной я жил только вами. Но время постепенно делает свое дело, горе мое притупилось и уже не было таким жестоким. Я снова ощутил свое уродство, снова меня потянуло в странствия, и ярко вспоминались картины былых приключений, образы отчаянных и смелых людей, с которыми я когда-то встречался... Ведь я был рожден совсем для другой жизни и не мог смириться с этой. И тут обо мне вовремя вспомнили мои новые братья. Я не могу рассказать вам, что я должен был сделать, потому что все деяния наши должны остаться тайной для непосвященных. Сначала я взялся за работу, как за выполнение долга и обещания Маричке, и это помогло мне справиться. Одно дело повлекло за собой другое... Благодаря моему быстрому уму, который долго находился без дела, а теперь вдруг заработал с новой энергией, я легко достигал успеха, выполняя поручения ловко и быстро. Незаметно я стал все больше и больше увлекаться служением братству, и оно постепенно заполнило пустоту моего существования. Я начал читать книги и думать, а моя деятельность на пользу вере все расширялась. Я, калека, не двигаясь с места, влиял на многие события, происходившие вдали от меня. Я проникал в тайны людей, которые даже не подозревали о моем существовании, я знал все, что происходит в сотнях верст отсюда, и мне очень нравилось, что никто из окружающих не знает и не догадывается о моей подлинной роли.
И, наконец, настал момент, когда я начал испытывать былую радость жизни, ибо я не выпал из нее, ибо, несмотря на болезнь, я по-прежнему участвовал в огромной, непрекращающейся борьбе, а то, что борьба эта была окутана тайной и вечная опасность висела надо мной, наполняло душу мою трепетом и восторгом.
Это было как раз то, чего мне не хватало долгие годы. Я твердо убежден, что в жизни счастлив лишь тот человек, который постоянно борется, потомуь что борьба есть смысл и назначение жизни. Каждый за что-то борется: одни за короля, другие за богатство, третьи за свое место в жизни...
Я боролся за новую веру, и все это время я был счастлив. Каждое утро, вспоминая Маричку, я встречал солнце в конце просеки, и вот однажды, во время одного из таких восходов, я понял ее последние слова... Маричка просила, чтобы я вступил в братство ради нее, но сделала это ради меня. Она хорошо знала мой характер и знала, что мне нужно от этой жизни — без чего я не смогу жить. Дух тайны, опасности и приключения — вот что дала мне новая вера, вот что дала мне, уходя из этого мира, моя любимая Маричка. Без этого я бы умер. Так, даже после своей смерти она продолжала жить для меня и в третий раз спасла мою жизнь... Сегодня я исполнил ее желание. Я рассказал вам все, что было до вас, все, о чем просила ваша мать...