Глаза Федора сузились до едва заметных щелочек
— Хорошо, — произнес он, — я все проверю. И если это окажется правдой... — Вдруг какая-то мысль широко раскрыла его глаза. — Господи! — прошептал он. — Да ведь если это окажется правдой... — Федор встал и быстро прошелся по комнате. — Грех говорить... — сказал он, наконец, — но сейчас я даже хочу, чтобы это оказалось правдой!
Он заглянул Марье прямо в глаза и вдруг почувствовал, как его лицо густо покраснело. Снова перед ним была девушка — девушка юная и привлекательная... Федор опять смутился.
— Ты, Марья, это... ты отдохни с дороги... Я прикажу приготовить тебе комнату... и... — Он запнулся. — Но я не знаю... Здесь у нас нет ни одной женщины, чтобы тебе прислуживать...
Марья чуть-чуть улыбнулась с едва уловимой грустью и тихо сказала:
— Надо возвращаться домой, князь. Хвала Господу, я успела вовремя, а остаться здесь — не могу... Негоже молодой девушке находиться в доме, где живут одни мужчины.
Князь вовсе растерялся и робко сказал:
— Я ведь обязан тебе жизнью, Марья... Ты... я... — И вдруг счастливая мысль осенила его. — Но ведь ты должна сказать отцу, что опасность «миновала?
Стало быть, надо подождать, пока я все проверю. Это будет быстро, — заторопился он, — всего каких-нибудь два часа, но зато ты успокоишь отца... Он будет знать, что Кожух разоблачен... А потом я дам тебе десять людей, чтобы ты могла вернуться домой безопасно. Кстати, — вдруг сообразил он, — а что же, ты приехала сюда совсем одна, и никто тебя не сопровождал?!
— Нет, князь, отец не хотел, чтобы кто-нибудь, даже самые верные слуги знали, куда я еду. Всю ночь я провела в седле и мчалась во весь дух. Ах, князь! — вдруг вырвалось у нес как бы нечаянно. — Я так боялась опоздать!
Федор, не отрываясь, смотрел на Марью с нескрываемым восхищением.
— Тем более, тем более! — сказал он.— Тебе обязательно надо хоть немного отдохнуть. Позволь мне позаботиться о своей спасительнице, и клянусь честью — никакая опасность не грозит тебе здесь...
Марья колебалась, но видно было, что усталость побеждает...
Она опустила глаза и согласилась.
Князь Федор сам провел ее в лучшую комнату охотничьего терема и поставил у дверей стражу, чтобы никто не потревожил отдыха девушки.
Затем он заперся с Юрком и пересказал ему сообщение Марьи.
Федор все еще никак не мог поверить, что Семен покушается на его жизнь.
Юрок подумал и предложил способ проверки, который должен рассеять все сомнения.
Матвея Длинного пригласили позавтракать вместе с князем.
В назначенное время слуга проводил его в небольшую комнату на нижнем этаже, стены которой были сплошь увешаны шкурами разных животных — охотничьими трофеями владельца и гостей терема на Ипути.
Посреди комнаты стоял великолепно накрытый стол, по обе стороны которого, застыв как изваяния, лежали любимые доги князя. Федор встретил Кожуха приветливым кивком головы и жестом предложил сесть напротив. Завтрак начался несколько натянуто, но скоро вино сделало свое дело, и князь, казалось, немного оживился. Он расспрашивал Кожуха о его жизни, о семье, не касаясь его прежней службы у Семена.
Князь заботливо ухаживал за гостем, постоянно приказывая слуге, который прислуживал за столом и при этом не сводил глаз с Кожуха, положить в миску гостя то или иное блюдо или снова наполнить кубок. Когда с первой сменой было покончено, князь распорядился очистить стол, и слуга, нагруженный грязной посудой, удалился.
Федор и Кожух остались вдвоем.
Князь наполнил кубки и сказал:
— Ты сослужил мне хорошую службу, Матвей, и я щедро награжу тебя. Семен скверно поступил, пролив невинную кровь Якова, но я готов простить его. В сущности, виноват я сам. Не следовало мне интересоваться делами брата. Ведь я не желал и не желаю ему зла. Ты тоже не должен сердиться за то, что он послал за тобой погоню — в конце концов, ты изменил ему. Но он был твоим хозяином, а мне остается родным братом, поэтому давай забудем наши обиды и выпьем за его здоровье.
Кожух задержал кубок в руке и грубовато сказал:
— Воля твоя, князь, но твой брат нехороший человек! Можешь хоть сейчас наказать меня плетьми, но я не буду пить за его здоровье. Я служил ему верой и правдой, а он чуть не убил меня за то, что я вступился за бедного Якова. Тебе он брат, и ты можешь его прощать, а я не хочу. Поэтому давай сделаем так — ты выпьешь за его здоровье, а я — за твое! Ты уж меня прости, но я — человек простой и люблю говорить правду в глаза. Твой брат мне не по душе, а за тебя я выпью с удовольствием.
Князь подумал и сказал:
— Ну, что ж, будь по-твоему. Я верю тебе и в доказательство этого после завтрака дам поручение. Поедешь в Гомель и сделаешь там для меня одно несложное дело.
Глаза Кожуха блеснули.
— С превеликой радостью, князь! — воскликнул он.
— А сейчас выпьем! Ты пей за что хочешь, а я все же выпью за здоровье моего милого брата Семена!
Они не успели поднести кубков ко рту, как в комнату вошел Богун.
— Прости, князь, что отрываю тебя от завтрака. На Угру отправляется гонец, а ты хотел лично передать что-то Левашу Копыто.
— Да, совсем забыл! — воскликнул Федор и поставил бокал на стол. — Извини, что я тебя покидаю — это ненадолго. Через пять минут я вернусь, и мы выпьем, как порешили.
Федор быстро вышел, и Кожух остался один.
Дверь была за его спиной. Он обернулся и прислушался. Шаги Федора и Юрка, удаляясь, смолкли в коридоре. Слуга не появлялся. Все вокруг было тихо.
Лучшего случая не будет! А сразу после завтрака я спокойно уеду с поручением. Если через шесть часов яд подействует, никто обо мне не подумает. Все отлично складывается...
Он быстро вынул из внутреннего карманчика на рукаве маленькую жемчужину и, сжав ее в рукаве, быстро огляделся.
Комната была пуста. В ней не было предметов, за которыми можно было спрятаться. Только собаки, высунув языки и подняв головы, пристально смотрели на Кожуха.
Как хорошо, что собаки не разговаривают!
Ян Кожух Кроткий улыбнулся, протянул руку и опустил жемчужину в бокал князя Федора.
Жемчужина растворилась, едва коснувшись поверхности красного вина, но Кожух не успел увидеть этого.
Легкий шорох раздался справа.
Он резко повернул голову и сразу все понял.
В стене была дверь, плотно завешенная шкурами.
Раздвинув шкуры, в проеме стоял князь Федор и печально смотрел на Кожуха. Кожух застыл как изваяние, не в силах оторвать взгляда от странного выражения лица князя.
Одну секунду продлилась пауза, во время которой все похолодело в груди Яна, а потом он услышал очень тихий и очень спокойный голос: