После длинной паузы Анница негромко сказала:
— Я прочла это письмо первого июня, когда вас не было. Тотчас послала нашего Григория в Москву. Он не застал Николу Зайцева в живых. Опоздал всего на три дня. Никто в доме Николы не мог сказать, заезжал ли к ним отец наш месяц назад. Григорию удалось добиться встречи с Иваном Юрьевичем Патрикеевым, который, как говорят, первое лицо при государе. Патрикеев уверил его, что Алексей Бартенев не появлялся при дворе государя. Возвращаясь домой, Григорий останавливался в каждом городе, в каждой деревне и всюду расспрашивал об отце, но никто не мог ничего вспомнить. Григорий вернулся вчера... Это значит...
Анница замолчала, а Филипп резко закончил:
— Это значит только одно! Патрикеев солгал! Отец приехал в Москву, и его казнили. Возможно, и Зайцев умер не своей смертью, если слуги государя узнали, что он был дружен с отцом. На всей дороге от нас до Москвы было только одно опасное место — Татий лес. Но Василий встретил отца уже за его пределами. Ошибки быть не может?.. — полувопросительно закончил он, взглянув на Василия.
— Да, я встретил его далеко за Татьим лесом, — тихо ответил Василий. — Когда я приехал в Березки, он давно уже был в Медыни... Ведь я ехал не торопясь, а он гнал во весь опор...
Все молчали.
Василий не выдержал:
— И все же... Мне не верится, чтобы Алексея Дмитриевича казнили по приказу государя. И зачем это могло быть сделано втайне? Ведь можно было объявить, что он наказан за прошлую измену...
— Потому что никто больше не пойдет служить московскому государю, если он объявит народу, как встречает людей, которые приходят к нему по доброй воле... — горько сказал Филипп.
— Видишь ли, Филипп, насколько я знаю, государь проводит сейчас совсем другую политику. Он заинтересован в том, чтобы русские, которые служат Литве, переходили под его власть. Он хочет объединить всю русскую землю вокруг Москвы и сделать это не войной, но миром...
Все посмотрели на Василия с удивлением, которого не могла скрыть даже горечь минуты.
— Откуда ты это знаешь? — спросил Картымазов.
Василий глубоко вздохнул и понял, что в эту минуту он должен сказать чуточку больше, чем имел право. Он просто почувствовал, что лучшим способом послужить сейчас государю будет именно это...
— Я приехал сюда прямо из Москвы. И в день моего отъезда я провел полчаса в Кремле. Государь сам сказал мне это...
— Вот оно что... — протянул Картымазов.
— Но ведь мы хорошо знаем, что слова государей часто расходятся с их делами! — вспыльчиво бросил Филипп.
— Я тоже об этом слышал, — продолжал Василий, — но, я думаю, это не касается данного случая.
Василий заметил, что в глазах Филиппа мелькнула тень недоверия, и он как будто едва заметно отстранился.
Снова наступила тишина.
— Какое все это имеет значение?.. — грустно произнесла Анница. — Отец умер. Вот и все. Теперь бесполезно говорить, почему так случилось и кто в этом виноват. Нам остается только выполнить его волю. Сегодня утром мы, в присутствии нашего священника и свидетелей, прочли завещание. Отец разделил нашу землю поровну: половину завещал Филиппу, половину — мне. Да только на что нам эта земля, если его уже нет...
— Анница, — Картымазов говорил так, будто обращался к родной дочери, — Алексей долгие годы был моим другом. Уезжая, он навестил меня и сказал только два слова: «Позаботься о детях». Теперь я понимаю, что он имел в виду не только короткий срок своего отсутствия. Я выполню его последнюю просьбу. Прочтите еще раз первые строки письма вашего отца и вдумайтесь в них хорошенько. Он умер, но вам — жить! Поймите это и тогда прочтите последние строки его письма. Он хотел, чтобы вы не таили зла, если...
— Не таили зла?! — Филипп как будто взорвался. — Не таили зла?! Да как же я могу не таить зла? За что его убили? За что?! Ведь он пришел сам, по доброй воле... Он всю жизнь мучился тем, что не может служить Москве... Что же это за государь, если он велит казнить таких людей?! Нет, отец, нет! Я не могу выполнить твоей воли! Я не хочу и не могу служить тому, кто приказал убить тебя!
Глаза Филиппа до краев наполнились слезами, но эти слезы так и остались там — ни одна не выкатилась...
Обеими руками Филипп ударил по столу и опустил голову на крепко сжатые кулаки.
Медведев чуть заметно побледнел.
— Филипп, Анница, послушайте меня. Я обещаю, прежде чем наступит зима, узнать, как умер ваш отец. Я сделаю это не только потому, что служу великому князю и должен защищать его доброе имя, не только потому, что мы друзья, но еще и потому, что узнал вашего отца. И хотя я всего лишь один раз видел его — он запомнился мне на всю жизнь, а сейчас, услышав это письмо, я понял, что это был за человек. Нетрудно служить родине, когда она заботится о тебе, но трудно служить ей, когда она тебя отталкивает...
Медведев порывисто встал и вышел.
...Вечером того же дня Василий навестил Леваша Копыто и узнал от него последние новости о делах князя Федора Вельского. Леваш был в превосходном настроении, и больше всего его радовало не то, что князю удалось избавиться от своего брата-врага, и не то, что дела его идут хорошо, а то, что в руках князя находится Ян Кожух Кроткий и что князь намерен продержать его в подземелье Горвальского замка всю жизнь...
Князь Федор не велел, однако, передавать Медведеву ничего, кроме простого поклона, и пока не изъявлял никакого желания повидаться с ним.
Из этих добрых для Леваша вестей Медведев с тревогой заключил, что, пожалуй, не скоро ему дождаться ответа князя Вельского великому князю Ивану Васильевичу.
Размышляя об этом по дороге домой, Василий немного успокоился, решив, что время еще терпит и что, пока есть возможность, следует заняться другими делами.
До поздней ночи Медведев наедине беседовал с Алешей.
На следующее утро Алеша, снаряженный для дальней дороги, не спеша отправился в сторону Медыни, сообщив родителям, что уезжает по важному делу хозяина и вернется не раньше сентября...
Лето в тот год было холодным и дождливым.
После буйной ранней весны и первых жарких дней июня подули студеные ветры, и только в середине августа вдруг снова начались солнечные дни и теплые ночи.
Князь Иван Юрьевич Ольшанский приближался к замку Горваль. Неделю назад он выехал из родных Ольшан и направился на Копыль и Слуцк, рассчитывая застать дома Олельковича и продолжать путь вместе. Но оказалось, что Олелькович выехал в Горваль день назад, и князь Иван решил, что это даже к лучшему. Честно говоря, ему не очень хотелось путешествовать в компании вечно подвыпившего Михайлушки, который своей пустой болтовней никогда не давал сосредоточиться. А князь Иван любил в пути неторопливо подумать о всякой всячине. Ольшанский знал эту дорогу —в прошлый раз он проехал по ней вместе с Михайлушкой когда Федор сообщил, что место для встреч найдено и он ждет братьев в замке Горваль для обсуждения дальнейших планов. Первый раз они собрались там в середине июня и, посовещавшись, разъехались, с тем чтобы встретиться снова через два месяца и доложить Федору, как идут сообща намеченные приготовления к постепенному захвату власти.