Рота Б высадилась на острове Хомонхон в заливе Лейте и не обнаружила на нем никаких японцев. Саймонс поднял звездно-полосатый флаг перед парой сотен бессловесных островитян.
Затем поступило сообщение, что японский гарнизон на соседнем острове Сюлюан зверски уничтожает мирных жителей. Саймонс запросил разрешение взять Сюлюан. В разрешении было отказано. Через несколько дней он повторил свой запрос. Ему ответили, что невозможно выделить плавсредства для транспортировки роты Б по воде. Саймонс запросил разрешение использовать местные плавсредства. На сей раз он получил «добро».
Саймонс принудительно изъял три парусные лодки, одиннадцать каноэ и назначил себя адмиралом этого флота. Он отплыл в два часа ночи во главе восьмидесяти человек. Налетел шторм, семь каноэ перевернулись. И флот Саймонса вернулся на берег, причем большинство бойцов добирались вплавь.
Они вновь пустились в путь на следующий день. На сей раз отплытие состоялось днем, и поскольку японские самолеты все еще контролировали небо, солдаты разделись, спрятали одежду и оружие на дне лодок, так что у них был вид местных рыбаков. Эта уловка сработала, и рота Б неожиданно высадилась на острове Сюлюан. Саймонс немедленно отправился на разведку в поисках японского гарнизона.
Вот когда он увидел неприступную крепость.
Японцы расположились гарнизоном на южном конце острова, в маяке наверху кораллового утеса высотой триста футов.
На западной стороне тропинка вилась до половины утеса к крутым ступенькам, выдолбленным в коралле. Вся лестница и большая часть тропинки были видны как на ладони из башни маяка высотой шестьдесят футов и трех зданий, выходящих на запад и расположенных на площадке маяка. Это была идеальная оборонительная позиция: два человека могли отбить атаку пятисот на этом пролете лестницы из коралловых ступенек.
Но всегда можно найти выход.
Саймонс решил взять маяк приступом с востока, взобравшись на утес.
В атаку пошли в час ночи 2 ноября. Саймонс и четырнадцать человек притаились у подножия утеса, прямо внизу под гарнизоном. Они покрасили в черный цвет свои лица и руки: светила яркая луна, и участок был весь как на ладони, подобно прерии в Айове. Во избежание шума они общались с помощью сигналов и натянули носки поверх берцев.
Саймонс дал сигнал, и они начали карабкаться.
Острые выступы коралла впивались в пальцы и ладони. В некоторых местах не на что было поставить ногу, и бойцы были вынуждены взбираться по плетям ползучих растений, цепляясь за них руками буквально по дюймам. Люди были полностью беззащитны: если бы какой-то любопытный часовой выглянул за площадку вниз по восточной стороне утеса, он бы немедленно увидел их и легко снял, одного за другим: легкая мишень для стрельбы.
Они одолели половину пути, когда темноту разорвал оглушительный лязг. Чья-то винтовка стукнула о коралловый выступ. Все остановились и замерли, прижавшись к поверхности утеса. Саймонс затаил дыхание в ожидании выстрела из винтовки сверху, знаменующего начало бойни. Но он так и не раздался.
Через десять минут солдаты продолжили свой путь. Подъем занял целый час.
Саймонс первым забрался наверх. Он клубком свернулся на площадке, чувствуя себя обнаженным в ярком свете луны. Японцев не было видно, но слышались голоса из одного из невысоких зданий. Капитан нацелил свою винтовку на маяк.
Начали подтягиваться остальные солдаты. Атака должна была начаться, когда установят пулемет.
Как раз когда пулемет подняли через край утеса, сонный японский солдат появился в поле зрения, направляясь в отхожее место. Саймонс дал сигнал своему дозорному, который сразил японца наповал, и завязалась перестрелка.
Саймонс немедленно повернулся к пулемету. Он держался за одну сошку и придерживал ящик с боезапасом, в то время как пулеметчик придерживал другую сошку и стрелял. Потрясенные японцы выбегали из зданий прямо под смертоносный град пуль.
Двадцатью минутами спустя все было кончено. Были уничтожены десятка полтора вражеских солдат. Команда Саймонса имела двух пострадавших, ничего серьезного. А «неприступная» крепость была взята.
Выход есть всегда.
Микроавтобус «Фольксваген» американского посольства пробирался по улицам Тегерана, направляясь к площади Гаср. В автомобиле сидел Росс Перо. На календаре было 19 января, следующий день после перевода Пола и Билла в другую тюрьму, и босс намеревался навестить их в новом узилище.
Это выглядело несколько безрассудно.
Все из кожи вон лезли, чтобы спрятать Перо в Тегеране, опасаясь, что Дадгар, обнаружив более ценного заложника, нежели Пол и Билл, арестует его и отправит в тюрьму. Однако же он сидел в автомобиле, направляясь в тюрьму по своей собственной воле, с собственным паспортом в кармане для удостоверения личности.
Перо уповал на пресловутую расхлябанность правительства во всех сферах, когда его левая рука не знает, что делает правая. Министерство юстиции, возможно, и хотело бы арестовать его, но тюрьмы находились в ведении военных, а военных он не интересовал.
Тем не менее Перо принял кое-какие меры предосторожности. Он пойдет туда с группой людей – в автобусе сидели также Рич Галлахер и Джей Кобёрн, а вдобавок к ним еще несколько сотрудников посольства, собиравшихся навестить американку, содержавшуюся в этой тюрьме. Перо облачился в повседневную одежду и прихватил картонную коробку с едой, книгами и теплой одеждой для Пола и Билла.
Никто в тюрьме не знал его в лицо. Он должен был назвать свое имя на входе, но почему мелкий чиновник или тюремный охранник должны узнать его? Имя Перо могло быть включено в списки в аэропорту, в полицейском участке или в гостиницах; но тюрьма явно была последним местом, где Дадгар мог ожидать его появления.
Во всяком случае, Перо был твердо намерен пойти на риск. Он хотел поднять упавший дух Пола и Билла и показать им, что намерен ради них выйти из укрытия. Это будет единственным достижением его поездки, ибо усилия сдвинуть переговоры с мертвой точки ни к чему не привели.
Автобус въехал на площадь Гаср, и Перо впервые увидел новую тюрьму. Крепость выглядела просто великолепно. Он был не в состоянии представить, как Саймонс и его небольшая спасательная команда смогли бы туда пробиться.
На площади кишели десятки людей, по большей части женщины в паранджах, производившие невообразимый шум. Автобус остановился около гигантских стальных ворот. Перо подумал о водителе автобуса: тот был иранцем и знал, кто такой Перо…
Они все вышли. Возле входа в тюрьму Перо увидел телекамеру.
Сердце у него замерло.
Телевизионная бригада была американской.
Какого черта они здесь делали?
Перо опустил голову, продираясь сквозь толпу, таща за собой свою картонную коробку. Охранник выглянул из небольшого окошка, проделанного в кирпичной стене возле ворот. Телевизионная бригада, похоже, не заметила его. Минутой позже небольшая дверь в одной из створок ворот широко растворилась, и посетители вошли внутрь.