– Ладно, – Елеанна ещё раз меня поцеловала.

Мы попрощались, и она пошла в общежитие. Я еле добрёл до дома, даже не сумел полностью раздеться, упал на кровать и уснул.

вокзально-прощальная лирика

Мне кажется, Елеанна сказала мне не обо всех своих долгах. Может, жалея мои деньги, а может – боялась, что я буду плохо о ней думать.

За следующие несколько дней я успешно раздал её задолженности, о которых мне было известно, она заканчивала какие-то дела по учёбе. Потом мы вместе купили ей билет домой.

Она порывалась вернуть мне долг при первой же возможности, но я настоял на своём, сказав, что не стоит. У меня ведь не было запланированных покупок, в отпуск я не собирался, ни на что конкретное не копил, поэтому разницы между тем, что они лежали бы себе просто в ящике, или тем, что какая-то часть ушла, не было.

Возможно, это некий стереотип. Есть же девушки, которым в кайф стирать вонючие носки, потные футболки и обосранные трусы своих любимых. Так же и у некоторых парней – хочется во всём обеспечивать свою девушку, оплачивать любую её прихоть и глупые бесполезные покупки. Тем более если такая возможность есть. А уж долги раздавать – вообще мечта каждого… лоха.

Последние два вечера мы провели вместе, обсуждая возможную встречу летом. Представляли, как я приеду к ней или же она приедет ко мне. Или будем ждать осени, когда она вернётся обратно и восстановится, периодически созваниваясь.

Я был в хорошем настроении, и у меня до сих пор не было ощущения, что уже завтра девушка, к которой я привык за несколько недель и не мог без неё, оставит меня и уедет домой.

Я много шутил, мне казалось, у меня неплохо получалось – Елеанна смеялась, я смеялся ещё больше, с каждым смешком считая, что я прирождённый шуткарист.

– Или… или это, знаешь… ээээ… ха-ха-ха-ха, – я пытался сочинить ещё какой-нибудь пошлый стишок. – Я сразу смазал жопу маслом, плеснувши смазку из флакона, – произносил я медленно и уверенно, стараясь придать своему голосу грубый металлический оттенок, чтобы было похоже на поэтические чтения.

– Ха-ха-ха-ха, – смеялась девушка. – Фуууу.

– А вот, а вот, ещё придумал, про тебя, кстати. Называется «Зима».

– Как интересно, про меня.

– Лежу я в луже дерьма, огромной луже дерьма… зима!

– Хих, почему про меня?

– Ты же любишь говорить про дерьмо.

– Ха-ха-ха. Ну хватит уже! – девушка бросила в меня подушку. – Чем тебе не нравится это слово?

– Не знаю, какое-то оно понтовое, – ответил я. – А, не, даже – беспонтовое, хе-хе.

– Ой-ой, я филолог, мне нельзя ругаться другими словами, – оправдывалась девушка.

– Ладно, проедем. Следующий стих называется «ufoлогическое», – я набрал воздуха в грудь и, сделав страдальческую гримасу, взвыл: – Поимел секретный я зад инопланетный.

– Ха-ха, забавно.

– Ха, забавнее некуда, что уж там.

– И сколько ты так можешь сочинять? – улыбаясь, спросила девушка.

– Я-то? Вечно! – я гордо выпятил грудь и произнёс: – Декабрист! Ах, виселица – вечные качели. Я, высунув язык, нассал себе в штанину. А как же быть иначе, Коля? Я – декабрист! Я не могу жить без протеста!

– Это из исторического? – продолжала смеяться Елеанна.

– Из исторического, истерического, – кивнул я и тоже хихикнул.

– Что-нибудь ещё? – Елеанна посмотрела на меня.

– Стихи! – я вскинул правую руку вверх. – Волк завыл, а конь заржал – поебайка прибежал! Нет, погоди, не то, это из раннего! Спокойствие… Кхм! Щас, щас сделаем. Кхм-кхм. Кругосветное путешествие.

– Это название?

– Да.

– Ну-ка.

– Я Африку говном измазал… Какого хуя в унитазе делал глобус? Хе-хе-хе-хе, – это двустишие меня развеселило особенно.

– Ха-ха-ха, – ещё громче засмеялась девушка. – Ну сколько можно уже сортирного юмора?

– Это не я, – произнёс я дебильным голосом, – это моя сестра-лесбиянка.

– Ууфф, мне нельзя так много смеяться, завтра буду плакать.

– Это что ещё за тухлая примета? Зацени лучше хокку: Собака насрала, пожухли яблоки, пиздец посеву.

– Ужас.

– Огляделся ранним утром… одна жопа кругом… кто-то сел на моё лицо.

– Ха-ха, ну не такое уж это и хокку.

– Очень даже хокку! Вот ещё из истории, ща, сформирую мысль, ща, секунду, секунду… ээ… ага! Отряд эсэсовцев злых медитирует на заре. Дотла, хе-хе, сгорела деревня. Блин, смешинка всё испортила!

– Ну это, хе-хе, между прочим, не смешно.

– А я, хе-хе, между прочим, и не смеюсь, хе-хе-хе.

– Всё?

– Капельки пота на яйцах…

– Кошмар, Автор!

– Как крупинки риса…

– Представляю, что будет в конце.

– Тихо, не ржи.

– Ага.

– Зря разделся пьяный эстет.

– Ха. Я уже устала смеяться.

– А я нет! Стою на асфальте по пояс в говне, крылатая шляпа видится мне, – быстро протараторил я голосом дауна. – Хм. Ну это так себе, недоработал, и тоже из раннего, кстати.

– Ещё немного, и наберётся на поэтический сборник, – с улыбкой заметила Елеанна.

– Спасибо, спасибо, очень приятно, что ты оценила мой наипиздат-крутейший талант поэта.

– Да уж, – снова хихикнула девушка, – и правда. Главное – не бросай рифмовать.

– Ну как можно? Чем же ещё я буду доставать Гасту?

Ближе к десяти вечера я пошёл провожать её домой.

– Наше знакомство началось в пятницу, – сказал я, когда мы уже прощались.

– Так, что за настроения? – Елеанна сразу догадалась, что я имел в виду.

– Да так, просто вспомнил.

– Не переживай, во всяком случае, в эту пятницу оно не закончится. Ты же меня пойдёшь завтра провожать?

– Конечно, пойду!

– Ну и вот, не думай о плохом.

– Да просто мы с тобой так мало потусили, – сказал я с сожалением.

– Хорошего понемногу, – отшутилась девушка.

– Ха, твои подружки тебе точно завтра вернут деньги?

– Да, они же обещали.

– Мало ли что они обещали.

– Вернут! – уверенно заявила Елеанна.

– Как скажешь.

Она меня поцеловала, помахала рукой и скрылась за дверью общежития. Я ещё немножко постоял, разглядывая здание, а потом пошёл домой.

Я брёл по заснеженным улицам, прокатываясь по всем заледенелым участкам дороги. Навстречу мне попадались странные люди – все они были раздеты. Постепенно я тоже начинал потеть и снимать с себя вещи. Когда я снял с себя трусы, я остановился и посмотрел по сторонам – на улице больше никого не было.