– Что именно ты ей выболтала?
– Про профессора! И про ключ! Я думаю, она пошла в подвал! Надо идти туда!
– Мы с Чопом разберемся, – заверил ее Макс. – Как Грифель?
– Он жив – это уже много! – призналась Санрайз. – Макс, ты похож на дуршлаг! Я чувствую прорехи в твоем поле. Что с тобой сделали?
– Меня переключило. Я не смог остановиться.
– Все плохо, да? – осторожничала Санрайз.
Макс лишь кивнул в ответ. Он поднялся и направился к выходу.
– Макс, может, ты останешься, а? Я все сделаю сам! – предложил Чоп.
– Я справлюсь, дружище! Идем!
Прежде чем покинуть комнату, Чоп повернулся к обнаженной Санрайз и бодро заметил:
– Зачетные сиськи!
– Заткнись, Чоп, – едва слышно пробурчала она.
Макс и Чоп ушли. Санрайз стояла посреди пустой комнаты. Все летело в тартарары. Она слышала, как свистели поврежденные легкие спящего Грифеля. Она понимала, что Макс свершил нечто непоправимо ужасное. Она предполагала, что Герда настроена слишком серьезно и, возможно, дни профессора Дрозда сочтены. Но, несмотря на все эти кошмары, душа Санрайз пела.
– Я познала чистую любовь, – прошептала девушка, просияв. – Теперь и умереть не жалко!
* * *
Профессор Дрозд не предполагал, что его фантазия о встрече с бывшей ученицей может стать не просто реальностью, а кровавой действительностью. Его чудо-девочка влетела в подвал словно фурия и воткнула нож в правую ногу сидящего в инвалидном кресле старика. Рядом с коляской блестела постепенно увеличивающаяся лужица крови. Герда забилась в угол, как маленькая напуганная мышка, и тихо плакала.
– Откуда в тебе столько злости, Гертруда? – профессор обратился к ней осторожно, опасаясь спровоцировать еще одну волну истерики.
– Из детства… Неужели вы ничего не помните?
– Я все помню, каждое мгновение, проведенное с тобой!
– Если бы вы только знали, как вы мне противны!
– Но почему?! Девочка моя!
– Не смейте называть меня своей девочкой! А то я всажу нож вам в глотку!
Герда пока не получила желаемое и поэтому чувствовала себя несчастной. Она грезила, что придет день и растлитель получит по заслугам, но, когда представился шанс ощутить вкус возмездия, мстительница не справилась – запаниковала. Струсила!
Из всех «койотов» Герда была самой младшей. И еще она единственная помнила свое детство до школы. Гертруда росла в семье пьющих людей, и ей приходилось тяжело. Мать однажды заметила, что ее ребенок как будто бы облегчает боль, и с тех самых пор маленькая целительница стала родительской панацеей от похмелья. Вполне развитую девочку отдали в специальную школу для одаренных детей в пятилетнем возрасте, подправив дату в свидетельстве о рождении. Постепенно она начала отставать от других учеников, а когда ее показатели стали совсем никудышными, она позволила соблазнить себя профессору Дрозду, опасаясь, что ее снова вернут в дом, пропахший алкоголем.
– Я думала, что вы относитесь ко мне как к дочери! Мне так хотелось тепла… искреннего тепла без запаха спиртного… Чтобы меня обняли, отогрели, защитили! – всхлипывала Герда, захлебываясь горечью неприятных воспоминаний. – Вы разрушили меня… ничего не осталось… Герда мертва…
– Я действительно не понимаю причину твоей неприязни! Я тебя всегда боготворил, Гертруда! Я любил тебя и до сих пор продолжаю любить, несносная девчонка.
Старик рассмеялся. Герду оскорбило его веселье, она резко вскочила, сделала несколько быстрых шагов к коляске, схватила нож, торчащий из правой ноги профессора, и всадила его в левую конечность. Дрозд заверещал, призывая на помощь, в это самое мгновение в подвал вбежали Макс и Чоп.
Герда сделала несколько шагов назад и сосредоточенно наблюдала, как прибывшие спасатели суетятся вокруг профессора. Чоп снял толстовку, под которой была футболка, и разорвал ее на бинты.
– Герда квитается за прошлое, – спокойно прокомментировала свои действия несостоявшаяся убийца.
– Чоп, иди в аптеку, нам нужны бинты! И перекись купи, чтобы обработать раны.
Лидер «койотов» протянул остатки денег Чопу, и тот стремительно покинул подвал. Макс торопливо разорвал штанины профессора, чтобы осмотреть раны.
– Легкие порезы, – отмахнулся Дрозд. – Рука ее слишком нежна, чтобы убить!
– Тогда почему так много крови?
– Нож задел сосуды. Это просто удачный спецэффект, – отшутился профессор.
– Герда, намочи полотенце и принеси его сюда! – скомандовал Макс. – Герда?! Ты слышишь?!
– Максик, это странно… Почему он кричал от боли?
– Что?
– Когда Герда резала ноги профессора, он кричал!
– Потому что он живой! – усмехнулся Макс.
– Но ведь его ноги не должны чувствовать боль!.. Он же парализован.
– Гуманный маньяк! – иронизировал Дрозд. – Она хотела причинить мне меньше боли, поэтому вонзала лезвие не в грудь, а в парализованные конечности!
– Он притворяется, Максик, он может ходить! – догадалась Герда и в следующую секунду бросилась с визгом на профессора.
Максу чудом удалось перехватить рассвирепевшую кошку, выпустившую свои острые коготки. Сил у него было немного после насыщенной событиями ночи, однако с Гердой справиться он мог.
– Слушай мой голос! – проговаривал каждое слово Макс, погружая сознание Герды в гипнотическую дрему. – Я назову три цифры, и ты успокоишься. Три! Забудь, что ты была в подвале! Два! Ты пойдешь домой и ляжешь спать! Один!
Герда обмякла в руках Макса, как кукла. Он поставил ее перед собой и произнес, глядя ей в глаза:
– Тебя не было в подвале. Ты гуляла по парку. Возвращайся домой!
Герда послушно направилась к выходу.
– Она была настроена решительно! – возмутился Дрозд, оставшись с Максом наедине. – Ей совсем немного не хватило злости для того, чтобы нанести мне серьезные увечья.
Дрозд поспешно встал с кресла и, извинившись перед Максом, снял окровавленные штаны.
– Ты выглядишь плохо, Максим.
– Сегодня кое-что произошло… Меня переключило… и я убил человека…
– Вы избавились от трупа? – совершенно спокойно уточнил Дрозд, будто они говорили не о чьей-то смерти, а о погоде.
– Нет… Мы просто ушли. Но это только полбеды. Наш труп – представитель спецслужб.
– Что? Да ты в своем уме, Максим? Ты понимаешь, что ты собственной рукой подписал приговор ДУО-людям?! Теперь на вас спустят всех собак!
Макс поспешно поведал о причине вынужденной жестокости, о едва живом Грифеле и о том, что охота на них уже открыта, ведь вся заварушка началась после того, как Грифеля приперли к стенке.