День разгорался мягкий, нехолодный, очень тихий. Парк был затянут туманом; белое марево сгущалось в глубине, вокруг кустов, и редело на аллеях. Густо пахло сыростью и грибами. Листья на земле пожухли, из желтых стали бурыми; деревья сбрасывали последние, и они в полнейшем безветрии зигзагами слетали на ярко-зеленую мокрую траву. Видимо, ночью были заморозки.

Федор добежал до пушек, взглянул на реку, но ничего не увидел: ни реки, ни пляжей, ни рощ на том берегу, даже пешеходного моста он не увидел – все тонуло в густой белесой пелене.

Он пробежал по тропинке мимо неясной громады Спаса – наверху угадывались тускло-золотые конусы башен; мимо детской площадки и свернул к заброшенному фонтану. Бежалось ему легко, члены были гибки, и он уже в который раз дал себе слово бегать каждый день… Ну, через день хотя бы. Это же такое удовольствие – набегаться до упаду, потом горячий душ пополам с холодным и кофе… м-м-м… кофе! Вместо того чтобы беспредметно дрыхнуть и терять драгоценное время.

Он бежал и выстраивал план действий. С чего начать, с кем поговорить, у кого спрашивать, где искать. Он бросил вызов маньяку, и теперь дело чести для него придавить эту гадину! Этого лунатика!

* * *

– Олечка, я что-то совсем расклеилась, я полежу немного, – сказала старая седая женщина, лежавшая на тахте, молодой, возившейся с уборкой.

– Конечно, тетя Слава, не вставайте, лежите. Это из-за погоды. Льет и льет! Не похоже, что зима скоро. Кушать хотите? Что вам приготовить?

– Ничего не нужно, моя хорошая, не хочется.

– Так нельзя! Я сделаю омлет и крепкий чай с лимоном. И затоплю, дом совсем выстудился.

– Выстудился, – согласилась старая женщина, которую молодая женщина назвала тетей Славой. – Затопи, Олечка. Поленья из сарая носи по одному, аккуратно, нам, женщинам, нельзя тяжести.

– Ладно, тетя Слава. Ой, снег пошел! – Она подбежала к окну, раздернула гардины. – Смотрите, какая красота! И солнце! Сейчас я сбегаю в магазин, хлеба уже нет, яйца еще нужно, молоко, кефир… Может, хотите копченой рыбки? С картошечкой?

– Хочу. Олечка, накрой меня пледом, действительно холодно.

В сенцах затопали тяжелые шаги, и в залу ввалилась здоровенная тетка в тулупе, с красным обветренным лицом. Стала на пороге.

– Ну как, девчата? – хрипанула басом. – Не померзли? Минус пять ночью, и снег пошел! Хоть этот проклятый дождь кончился, достал уже. Слава Мироновна, вы как? Опять давление подскочило?

– Опять, Леночка. Но уже все в порядке. Ты проходи, садись!

– Некогда мне, Слава Мироновна, бегу на почту, посылка пришла от дочки. Она звонила, передает вам привет. Может, надо чего в лавке? Я забегу.

– Спасибо, Леночка, не нужно ничего. Олечка потом сама.

– Повезло вам с племяшкой, Слава Мироновна. Девка расторопная, добрая… И у меня на душе спокойнее, присмотрит за вами в случае чего. Она спрашивала меня насчет работы, у меня кума в жэке, им нужна секретарша – ихняя Аня уходит в декрет. Лишняя копейка никогда не помешает, какая там у вас пенсия. А лекарства дорогие, ужас!

– Спасибо, Леночка.

– Да чего там спасибо, Слава Мироновна! Это я вам по гроб жизни! Вы ж и меня учили, и Пашку, хулигана, и Зойку. Людьми стали. Пашка вон бизнесменом, Зойка в Германии тренером по гимнастике. Да, Андрей вам вечером картошечки закинет, нечего с базара таскать. Вы, если надо чего, говорите, не стесняйтесь. И Ольга пусть заходит, не чужая. Она как, домой не собирается?

– Не собирается, Леночка. Да там и не осталось никого, а здесь мы вместе, дом свой.

– Ну и правильно! Мы ей еще жениха приличного подыщем. Она девушка хорошая, но какая-то тихая и робкая, надо бы побойчей. Ладно, девчата, мне пора. Не болейте, Слава Мироновна, держитесь. Вон, снег пошел, красота!

Леночка выкатывается из комнаты, топает через сенцы, хлопает входная дверь, и наступает тишина…

Глава 7
Поиск запущен

Федор открыл калитку, вошел в небольшой заросший травой дворик. Дорожка была засыпана палыми листьями, ее давно не чистили, и Федор почуял неладное. Здесь жила Маргарита Свириденко, медсестра стомклиники, пропавшая девятого сентября прошлого года – четырнадцать месяцев назад. Федор собирался поговорить с родными девушки, но что-то подсказывало ему, что в доме не живут.

Он поднялся на крыльцо, усыпанное листьями, постучал, не найдя звонка. Потом подергал ручку. Ему показалось, что дверь осела; тусклые окна были мертвыми. Казалось, здесь было холоднее, чем на улице.

Это был район заповедника Еловица. Когда-то вокруг выстроились дачи, которые постепенно превратились в жилые дома. С крыльца Федор видел верхушки деревьев старой рощи.

Вокруг было удивительно тихо; кусты и деревья закрывали соседний участок, и место казалось вымершим. Он обошел вокруг дома, заглянул в единственное окно, не задернутое шторой. Пусто и темно внутри.

Федор вздрогнул от звука женского голоса. Женщина появилась ниоткуда, стояла на дорожке и смотрела на него. Это была немолодая полная женщина в мужской куртке и резиновых сапогах. Она что-то сказала, но Федор не расслышал.

– Вы покупатель? – повторила она. – У меня есть ключ, я вам все покажу. – Она показала ключ, зажатый в руке; поднялась на крыльцо, сунула ключ в замочную скважину, приговаривая: – Я вам все, как есть! Дом хороший, отсырел малость… Почти полгода никто не живет, а так хороший, и газ, и вода есть, и до остановки автобуса рукой подать. Они не хотели продавать, только два месяца как выставили, а то давно бы с руками оторвали. Хороший дом, сами увидите.

Они вошли в сенцы – в нос шибанул тяжелый сырой запах брошенного жилья.

– Протопить бы, – вздохнула женщина. – Все руки не доходят. Игорь уехал, просил присмотреть, а как будут покупатели, сразу звонить. Он строитель, сейчас перебрался в Зареченск, там итальянцы комбинат ставят, работы много. А на продажу выставили, как Таня умерла. Так сразу и выставили.

В «зале» было сумрачно и холодно; от запаха тления заслезились глаза. Федор осмотрелся. Простая мебель, палас на полу, ваза на столе, покрытом плюшевой скатертью, горка с тусклыми стеклами и едва угадываемой внутри посудой, такой же тусклой. Женщина меж тем хлопотала, споро передвигаясь: отодвигала гардину, поправляла скатерть, незаметно смахивая пыль каким-то лоскутом.

– Смотрите! Еще спальня и маленькая комната, там… – Она осеклась. – Надо бы протопить, отсырело все. Дом без хозяйской руки пропадает.

– Как вас зовут? – спросил Федор.

– Клавдия Сергеевна, можно Клава, – сказала она с готовностью. – Да вы смотрите, смотрите, не стесняйтесь.

– Клавдия Сергеевна, я не покупатель, – сказал Федор. – Я пришел поговорить с родными Маргариты Свириденко.

Женщина охнула и прикрыла рот рукой.

– Я… мне нужно поговорить. Сейчас открылось кое-что новое…