– Нужно с ним поговорить, Федя. Спросить прямо…
– Я тоже думал спросить прямо, но потом передумал. Потому что он прямо ответит, что знакомство случайное, можешь даже не сомневаться. А физиономист из меня не ахти какой и полиграфа у меня нет.
Савелий посмотрел на часы.
– Подожди, Савелий! Я встретился с хозяйкой квартиры, что снимала девушка из гостиницы «Братислава», Евгения Абрамова. Хотел спросить, не видела ли она Вадима Устинова. Она живет в том же доме, этажом выше. Она узнала Вадима на фотографии, говорит, что он приходил в январе, после старого Нового года, и, как ей показалось, пытался взломать замок. Она спросила, что ему нужно, он пробормотал, что не может дозвониться до Евгении, что был в отъезде, и удрал. Он ей очень не понравился. Настроение, как ты понимаешь, у женщины было подавленное, уже все знали, что Евгения пропала…
– Она сказала ему, что Евгению подали в розыск?
– Нет. Она, по ее словам, боялась спуститься и разговаривала с ним с верхнего этажа. Кстати, она помнит игрушку…
– Игрушку?
– Хомяка в юбочке, помнишь, я рассказывал? Евгения держала хомяка на тумбочке около кровати, хотя не любила безделушки, была неженственная, сказала хозяйка.
– Наверное, он ей нравился… Вадим. А зачем он приходил? Он же знал, что ее… нет?
– Возможно, хотел забрать что-то. Квартирная хозяйка утверждает, что он пытался вскрыть замок.
Савелий кивнул печально.
– А еще я разговаривал с Лолитой! Правда, по телефону, о чем весьма сожалею. Хотелось бы на нее взглянуть. Потрясающе интересная девица.
– Только с ней?
– Остальные после фотосессий разлетелись в разные стороны. Но можешь поверить, Савелий, мне хватило и одной Лолиты.
– Почему? Что она за человек?
– Простенькая, как заметил дамский психолог Игорек Нгелу-Икеара. Недалекая, глуповатая… Вадим отказывался, модельки взяли его измором, потому что профи дерет кучу бабла, а у них бабла не было. Он сделал все бесплатно.
– Значит, все-таки ничего не взял, – заметил Савелий.
– Не взял. Сказал, идите, девочки, купите себе мороженого, а еще лучше, идите учиться.
– Так и сказал? Странно…
– Он вообще странный тип, этот Вадим Устинов. Как мы с тобой ни пытаемся запихнуть его психологический портрет в рамки или в рамку, ничего у нас не получается. Убивает девушек, но не всех подряд, а избирательно, делает игрушки и дарит знакомым женщинам, держит слово: пообещал девчонкам фотосессию – сделал и денег не взял и в то же время необязателен и водит за нос: не пришел на встречу к Игорьку. Еще хранит нож под подушкой, искалечил брата, стрелял в нас на болоте… зачем, не знаешь? И зачем-то приходил на братову половину дома и в то же время запирает дверь между половинами на ключ. Причем ему так нужно туда попасть, что он идет на убийство оперативника. Это не упоминая полнолуния, эпилепсию, припадки… даже профессия необычная!
– А может, это главное, – сказал Савелий, – перепады в настроении… как маятник, туда-сюда… как… как Джекиль и Хайд! – выпалил он.
Федор пожал плечами и проговорил после паузы:
– Доктор Джекиль и мистер Хайд? Интересная версия. Как всякая версия, имеет право на существование. Раздвоение личности феномен известный…
Они помолчали.
– А знаешь, Савелий, разница между погибшими девушками и… лолитами разительная.
– Ты говорил, что ему, видимо, нравятся умные девушки… или…
Савелий вдруг замолчал, уставившись в пространство. Рот у него приоткрылся, брови поползли вверх. Федор замер, не сводя с Савелия напряженного взгляда. В наступившей тишине было слышно, как стучит в окно жесткая снежная крупа. Неприятный скребущий звук бил по нервам. Чувство, что сейчас вдруг произойдет нечто и поднимется завеса, охватило Федора. Он сглотнул и потрогал затылок – там зарождалась уже знакомая пульсирующая боль…
– Или… – осторожно подтолкнул он Савелия. – Или?
– Те, первые… в смысле, куклы… э-э-э… они на виду были. – Савелий с трудом сформулировал фразу. – На виду, понимаешь, Федя?
– На виду были… и что?
– А про этих никто не знал!
– Про лолит никто не знал? – повторил Федор, напряженно вглядываясь в Савелия.
– Да, да! – заторопился Савелий. – Про лолит никто не знал! Они другие не потому, что глупые, то есть и это тоже, но еще и потому, что про них никто не знал! Понимаешь, Федя?
– Не уверен… – после паузы ответил Федор, по-прежнему сверля Савелия взглядом. – Ты хочешь сказать, что лолиты остались живы, потому что про них никто не знал? – Он говорил, подбирая слова, словно пробирался на ощупь.
– Ну да! Джекиль и Хайд… тоже! Один из них не знал про другого, одна личность, в смысле… – Он беспомощно умолк. – Я хочу сказать…
– Подожди, Савелий, – жестом остановил его Федор. – Дай сообразить. Об этих никто не знал, а о тех знали, они были на виду… так?
Савелий кивнул.
– Ну и что?
– Ты спросил, в чем разница, ну и вот. Ты предположил, что ему нравились умные женщины, и в этом тоже… Про тех знали, а про этих не знали… – Он беспомощно умолк.
– Мысль интересная, – заметил Федор после паузы. – Примем к сведению. Как по-твоему, Савелий, зачем он проник в дом? Никаких озарений? Причем страшно рисковал, пошел на убийство оперативника… зачем? Что он там забыл? Версия первая: деньги, которые там спрятал для него Максим. Больше никаких идей?
Савелий задумался. Потом сказал:
– Преступник возвращается на место преступления, чтобы уничтожить улику, это классика, Федя. Если не деньги, то улика.
– Улик у нас достаточно, Савелий.
– Значит, недостаточно с его точки зрения. Он пришел уничтожить самую важную. Я помню, в одном романе преступник, которого даже не подозревали, слишком суетился и…
– Почему же он пришел в дом к брату? – перебил Федор. – Почему улика была в доме брата?
– Брат там не жил, мы не знаем, что Вадим прятал на его половине…
Они смотрели друг на друга.
– Что он там прятал… – повторил Федор, напряженно вглядываясь в лицо Савелия. – О господи!
Он вскочил с дивана…
Тоска на мгновенье хотя бы
Оставить меня не желает.
С бровей прогоню ее, –
Злая,
Шипы свои
В сердце вонзает.
Ли Цин-Чжао
Тоня сидела на диване, закутавшись в шаль; бессмысленно смотрела на экран телевизора. Показывали бесконечный слезливый сериал о любви. Спроси ее, о чем кино, она бы затруднилась с ответом. Голоса, цветное мелькание, музыка – все это отвлекало от тоскливых мыслей и страха, создавало эффект присутствия всех этих людей рядом. Днем Тоня держалась – возилась с малышами, занималась документами, а с наступлением темноты надежда и ожидание сменялись страхом и тоской. Тоня вспоминала детство, маму, маленькую Юлю. Смешную, робкую, с косичками, как она вцепилась в нее, когда две тетки из опеки пытались ее увезти, а она, Тоня, стала кричать! Отца уже не было… А потом дядя Вова, папин начальник, добился опекунства. Ей было тогда семнадцать, Юлечке почти семь. Она помнит, как отвела Юлечку в первый класс, с белыми ленточками в косичках, с большим букетом георгинов. Она работала нянечкой в детском садике и училась в пединституте. Уставала, все бегом, все на ходу. Юлечка хорошо училась, помогала по дому, сама варила картошку и сосиски. Стояла у плиты, считала минуты – пять минут, и сосиска готова. И пельмени.