Мы с Майей поменялись местами – уже я стоял в люке, держа перед собой карабин, а ствол Константина торчал из левого окна. Уже несколько раз мы взмывали на гребни холмов, оглядывали открывшиеся распадки, но они были пусты. Лишь однажды мы застигли врасплох отставшего от стада оленя, но он сиганул в сторону и скрылся за боковой неровностью холма.
Подготовка к новому подъему занимала несколько километров, и у меня появилось время думать. О том, что я по сути своей – охотник, но меня сейчас больше занимает не желание обнаружить и настичь оленей, а назойливое ощущение вмешательства в чужое пространство, в котором легко растворялась и висела в воздухе, как осенняя паутина, живая жизнь.
Иногда мы видели облезлых от линьки песцов, петляющих между кочками. Я показал карабином на одного из них, и Константин, наверное, решил, что я хочу выстрелить:
– Не надо, сейчас они никому не нужны. И надо ж, мерзавцы, чувствуют это. Летом даже по лагерю шляются, а вот зимой, когда мех хороший, и близко не подпустят.
Через час мы остановились на привал – после того как погонялись за стаей куропаток. Они выпорхнули прямо из-под вездехода и приземлились метрах в ста. Константин достал из-за брезентовой перегородки, отделяющей кабину от кузовного отсека, ружье. Когда стая села в очередной раз, он почти не целясь выстрелил. Три куропатки уже не взлетели. Я сбегал за ними и бросил их в кузов. Подождав несколько минут, мы опять догнали и спугнули ту же стаю. Теперь стрелял я и подбил двух. Влет я выстрелил напрасно – не попал. Майя сразу же отказалась стрелять – она и так при каждом выстреле опускала голову и потом смотрела в сторону, в окно.
– Если покатаемся впустую, хоть куропатки будут на ужин, – сказал Константин.
Мы поели, попили чаю – заваренный на небольшой чайник целой пачкой, он не показался чрезмерно крепким.
– Сидим, как три охотника на картине, – сказала Майя.
Я поглядывал на Константина – мне непонятно было его спокойствие. Наверное, я ожидал, что он будет перед Майей ходить петухом, выставляться с лучшей стороны. Но он, казалось, был еще более сдержан, чем всегда. Ну, покатался лихо – но так он, наверное, ездит всегда. Все было обычно, и обычность эта так спокойно воспринималась Константином, что нам с Майей передавалась радость его спокойствия. Он показывал рукой в разные стороны острова, рассказывал, что где находится, какие там красивые места, и горы, закрытые пока дымкой, и ручей с водопадом, и мы туда обязательно заедем. Мы крутили головой и, казалось, уже видели все это перед собой.
После обеда мы уже не искали оленей – может, сами попадутся, сказал Константин, – и поехали к южному окончанию острова. Здесь берег был высоким и крутым, внизу мощно набегали и бились в мерзлоту волны. Они подмыли берег, и прямо под нашими ногами Константин заметил выступающий бивень мамонта. Он торчал, будто кто-то огромным острым суком заткнул птичью нору. Константин размотал трос, сделал петлю и накинул ее на бивень. Взревел мотор, трос натянулся, врезался в берег – внизу раздался треск. Мы с Майей стояли сбоку и смотрели, как бивень сломался, взметнулся вверх, от него полетели вниз щепки.
– Старый, – сказал Константин, разглядывая бивень. – Потому так легко и выдернулся. Но ничего, разрежу на три части – на память.
Когда он нес к вездеходу бивень, от него отпала маленькая продольная щепка. Я поднял ее и положил в карман.
– Там, за проливом – материк, – показал рукой Константин. – А один раз я видел на горизонте корабль. Интересно было – плывет себе один – на тысячи километров.
– Может, и мы увидим? – Майя повернулась и пошла обратно к берегу. Мы остались стоять у вездехода. Я заметил, как Константин поднял что-то с земли, повертел в руке и выбросил щелчком, как окурок. Это был маленький желтый цветок.
– Надо было здесь привал делать. Место хорошее, – сказал я.
– Там хорошо, где нас нет, – ответил Константин.
Я взглянул на него. Какая-то глубокая грусть, непривычная для него, была на его лице. Словно на нем отражалось это холодное море и дымчатое небо с растворенным светом слабого солнца.
А ведь мы никогда не видим своего лица, подумал я, никогда. В зеркале мы меняемся. Вот эта тень, нашедшая на лицо Константина, есть и во мне. И мы сейчас так похожи.
– Все-таки хорошее место, – сказал я. – У меня в таких местах – озноб по спине. И в такие минуты почему-то мне кажется, что я жду наказания. За прошлую жизнь.
Константин взглянул удивленно:
– В чем же ты так сильно виноват?
Я пожал плечами:
– Знаешь, подробностей этой вины как будто и нет.
Константин хмыкнул:
– Значит, тебе кажется. Креститься надо, если кажется. Я как-то раз тоже думал, что виноват, попросил прощения – так на меня посмотрели, как на дурака. А другой раз считают тебя подлецом, а ты-то знаешь, что это не так. Так что, брат, всем не угодишь. Не бери в голову. А то – тебя послушать, так жить не хочется. Наказание, наказание! Какое наказание? Посмотри вокруг – ничего нет!
– Ну да, ну да, – ухмыльнулся я, глядя под ноги.
– Да что ты насмехаешься надо мной! Я утром на тебя глянул и понял – все, не даст покоя этот умник. Ты ж все придумываешь! Про нас с Майкой…
– Про вас с Майкой придумал ты, – тихо перебил я его, – ты же решил не наскоком брать, а видишь как – с моей помощью. Сам же вчера сказал.
Я думал, Константин сейчас взорвется. Но он тихо и спокойно произнес:
– Все. Это как-то не по-моему. Позвал девку на охоту, а ты вон что навертел. Поехали. А то счас тебя молнией с неба как шандарахнет. Наказание.
Подошла Майя:
– Вы что, поссорились?
– Подружились, – ответил Константин. – Поехали дальше.
Я был уверен, что мы возвращаемся в лагерь. Мне уже было стыдно: я жалел не о своей роли, а о своем поведении. Казалось, что я и вправду все усложнил и помешал этим Константину жить своей нормальной жизнью. «И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов?» – с улыбкой я вспомнил фразу.
Но, наверное, Константин был таким же отходчивым, как и я. Через некоторое время, искоса поглядывая на него, я увидел, что лицо его посветлело и успокоилось. Вдруг, поддав газу, мы взлетели на холм и остановились.
– Вот же они! – крикнул Константин, отбросил дверцу и выпрыгнул из кабины.
Целился он долго. Олени бежали не быстро, словно ожидая проявления настигшей их беды. Грохнул выстрел, и из бока переднего оленя в противоположную от нас сторону вырвалось фонтаном белесое облачко. Пробежав несколько шагов, олень упал, а стадо, одновременно ударенное током, метнулось в другую сторону.
– Не торопись, целься с опережением! – крикнул мне Константин.
Я выбрал самые ветвистые рога, взял чуть вперед и выстрелил. Вскрикнула Майя, рога зашатались и медленно завалились набок.