Вердж, появившийся неожиданно, подошел и обнял, прошептав на ухо: «Молодец», и большего было не надо. Но молчали мы недолго. Некромант, кося то на меня, то на сцену, поинтересовался (не иначе из ревности), что это за мелодия такая? Пришлось пояснить: эта музыка в нашем мире считается одной из самых страстных, а танец под нее – фламенко, именуют еще и «son de fuego», что в переводе с испанского означает «танец огня».
Танга, вышедшая в этот момент на сцену, полностью оправдала звучный перевод. На драконице была широкая юбка с запахом, яркая, развивающаяся. Блузка в деревенском стиле с широким рукавом и пояс, стилизованный под корсет. Она начала танцевать. Рваный ритм, бойкая поступь каблуков, дробящий музыку на такты. А в руках некое подобие кастаньет. Не фламенко в чистом виде, но нечто похожее.
Макс запел, хотя это больше напоминало речитатив. Хриплый голос практически шептал слова, и было в этом что-то неприличное: слишком много страсти, неприкрытой, необузданной. Действительно, не танец – пламя. Было ощущение, что все мы видим не певца и танцовщицу, а двух страстных любовников, чьи чувства подобны урагану. Между ними только что искры не летали. Ее резкие движения, сильные руки и дроби, быстрые повороты и немыслимые прогибы так, словно еще немного – и девушка сломается.
Неосознанно я прижалась к Верджу. А он украдкой поцеловал меня в шею и прошептал на ушко:
– Определенно, если ты решишь станцевать это самое фламенко, то только для меня, и ни для кого больше.
Страстный танец на сцене, надежные руки, вкрадчивый шепот, полумрак закулисья… что из этого было решающим – не знаю, да и гадать не хотелось. Так или иначе то, что происходило дальше и кто еще выступал, нас с Верджем волновало мало. Мы занимались действом куда более интересным и приятным – целовались. Самозабвенно, наплевав на все и всех.
Тем неожиданнее прозвучали фанфары и гимн, грянувший, кажется, со всех сторон.
– Ну вот, концерт закончен.
На мой справедливый вопрос: «Почему гимн играют дважды?» – некромант пояснил, что вначале звучал пеан страны, сейчас же – самой Академии магии. Потому как пускать два торжественных песнопения зараз (а они каждое минут по пятнадцать, или по одному гинку, если считать по местному времени) – то ноги уж больно устают стоять.
Отзвучали последние аккорды. Нужно было выходить на поклон.
Рина вышла на сцену. В свете софитов. Одна, маленькая, хрупкая, перед целым залом. Вердж, не успевший повидаться с ней накануне, ждал, как и все, – вот сейчас начнется земное чудо, то самое: акробатика на льду. Но стихийники не спешили создавать застывшую водную гладь.
А Рина меж тем заговорила. Просто, и оттого цепляя за душу. Поразила точность и глубина ее мысли…
Понимание, разговор по душам – это то, чего Верджу так не хватало ни в семье, ни в одном из любовных приключений. Встречаясь с очередной красоткой, он всегда подспудно чувствовал: его не хотят понять, услышать, скорее уж получить выгоды, как сиюминутные, так и перспективные. А с ней было все по-другому. Да, споры до хрипоты, да, эмоции через край, но все это – настоящее, и Вердж нутром почувствовал, что именно от нее он услышит те самые слова «Соскучилась и хочу тебя услышать…» – искренние и неподдельные.
«Я не раз переживал слияние тел, но только с ней, с этой ненормальной землянкой, – слияние душ», – вдруг подумалось некроманту. Эта мысль, простая, как аксиома о параллельных прямых, оглушила его. Осознание, что он влюбился в Рину решительно и бесповоротно, заставило его зажмуриться и с силой провести рукой по лицу.
А потом она зашла за кулисы. Они стояли вместе, говорили ни о чем, и иномирянка даже не догадывалась, что в эти самые минуты Вердж принял самое важное решение в его жизни: все мужчины по природе своей собственники, но лишь влюбленные в жажде обладать способны расстаться со своей свободой.
* * *
Отца дома не оказалось. Пришлось ехать в Правительственный Дом, где большую часть рабочего времени и проводил Мейнс-старший
Хотя лучше бы он был дома. Обстановка в обители властителей и владетелей страны несколько нервировала. Отец давно и безуспешно пытался затащить сюда Верджа.
– Побудешь сначала помощником какого-нибудь советника, а потом, глядишь, и выше куда заберешься. Если не сглупишь. Ума-то должно хватить.
Мейнс-старший отчего-то считал, что так сможет привлечь сына к работе на этом поприще. Отнюдь. Верджу приятнее было ходить по кладбищам, чем находиться в гнезде змей.
– С чем пожаловал? – не очень гостеприимно поинтересовался отец.
– С просьбой. Мне нужны родовые брачные браслеты.
Жаль, что некромант не попросил у Макса ту волшебную штуку – фотоаппарат. Запечатлеть бы лицо отца сейчас. Шок, изумление, неверие.
– Ты в своем уме?! – Ему опять удалось вывести обычно спокойного, аки ледяная глыба, отца.
Какая-то шальная радость, неуместное удовольствие бурлили в крови некроманта. Как будто он поднял под сотню зомби и сумел ими управлять так, что каждый слушался беспрекословно его команд.
С рассеянной улыбкой Вердж наблюдал за мечущимся по кабинету отцом. Он размахивал руками, чуть ли не брызгал слюной, перечислял, к чему может привести столь опрометчивый шаг.
– Ты же ее совсем не знаешь!
– Я уже достаточно ее узнал.
– У нее там, – взмах руки куда-то в сторону окна, как будто за подоконником кто-то есть, – есть жених.
– Там, не здесь.
– То есть, по-твоему, это нормально – скакать от одного мужика к другому?
– Жених – не муж.
– Только официальная помолвка, а со свадьбой ты торопиться не будешь? Я так тебя понимаю?
– Пока так.
– Все равно нет.
– Ну что ж, я выслушал тебя и принял к сведению твои слова. – Мейнс-младший победоносно улыбнулся. – Но поступлю по-своему.
– Сопляк, ты же совсем не понимаешь, что творишь!
– Прекрасно понимаю.
– Пожалеешь же. И потом прибежишь к папочке жаловаться.
– Уверен? – нехорошо улыбнулся Вердж.
Не будь ситуация такая аховая, отец бы гордился своим сыном. В каждом слове, жесте неумолимая уверенность в собственных силах, правоте. И жаль, что это все ради какой-то девицы спорных достоинств.
От отца Вердж направился к ювелиру. Не дал родовые браслеты – купит свои.
Стоя у витрины ювелирной лавки, Вердж ощущал себя прескверно: у него, конечно, были кое-какие сбережения, но на покупку тех обручальных браслетов, что ему приглянулись, хватало в обрез… Даже на пожертвование в храм, которое молодожены по традиции кладут на алтарь перед церемонией, при таком раскладе не хватало. Но покупать дешевые медные некромант тоже не жаждал. Пусть будут серебряные: золото-то ему сейчас все равно не светит – во всех смыслах этого слова.