– Может быть.
Есть женщины, которые считают, что их дар интуиции простирается несравненно дальше, чем разумение мужчин, а то, что они «чувствуют», превосходит информацию, открытую более примитивному мужскому восприятию. Иногда это раздражает, особенно когда тебя принимают за одного из тех дубин-роботов, что просматривают действительность не дальше чем на длину своих гениталий. В случае с Кэтрин Уоррен такое предубеждение мне надо было преодолеть, и я заговорил о пределах ее, женской интуиции:
– Ну а дальше этого у вас никогда не заходило? Я имею в виду ощущение, что за вами следят.
– Нет. Хотя пару недель назад, когда я задергивала шторы в спальне одной из моих девочек, мне показалось, что внизу на тротуаре я вижу какой-то силуэт. Я ощутила, что он смотрит вверх, именно на это окно. Но тут меня окликнула Элла, я отвлеклась, а когда посмотрела туда снова… его уже не было.
Моя собеседница умолкла, глядя на меня строптивым взором. Я не знал, что сказать, а потому молчал: моя обычная тактика.
– Вообще-то я знала, что все это прозвучит как нонсенс, – обидчиво заметила Кэтрин. – Простите, что заняла ваше время.
– Вы же не рассказывали об этом своему мужу?
– У меня ощущение, что он рассуждает так же, как вы.
– То есть?
– Ну, что я женщина, мелю вздор.
Я несколько опешил:
– Кэтрин, я вовсе так не думаю. Вопрос в том, как быть насчет…
– Что делать, если что-то из этого действительно происходит, да? Что это не атака ужастиков или еще какой-нибудь бред жеманной феминистки?
– Я просто пытаюсь мыслить практически.
– Вот-вот. Мужчины этим славятся. – Миссис Уоррен решительно подвинула под собой стул. – С Эллой и Изабеллой сейчас сидит моя подруга. Ей скоро уходить.
– Ну так что, Джон? – нетерпеливо подала голос Кристина. Она на меня злилась и не скрывала этого. – Что ей делать?
Я пожал плечами. Хоть бы побольше фактов, а заодно участия со стороны моей визави – а так я был со всех сторон обделен.
– Спасибо, что нашли время, Джон, – с ноткой укоризны сказала Кэтрин.
Велев официантке записать на ее счет стоимость напитков, она сухо чмокнула мою подругу в щеку.
– Увидимся завтра вечером, – сказала она, а обернувшись ко мне, добавила: – Приятно было познакомиться.
На своем веку я слышал и более правдоподобную ложь.
Столик они с Кристиной солидарно покинули вместе. Я же вынул из кармана бумажник и скрытно подложил на столешницу пятерку.
Когда Кэтрин ушла вверх по улице, Кристина повернула ко мне. Взгляд, которым она сейчас одаривала меня, у нее обычно использовался для определенного контингента барных сидельцев – эдаких выпивох-бонвиванов, профессиональную услужливость администраторши оптимистично путающих с ее готовностью услужить в постели. Этот взгляд у нее срабатывает безупречно. Свой следующий коктейль те парни неизменно предпочитают брать где-нибудь в другом месте. А еще лучше в другом городе.
– Что? – спросил я, хотя и так знал ответ.
Взгляд суженных глаз моей подруги продолжал пронизывать меня, как сквозняк.
– Честно говоря, я не понимаю, – вздохнул я. – Она вся состоит из недосказанности, которая за ней стелется, как шлейф. Ну, почувствовала на пути домой, что за ней кто-то следит. Раз почувствовала, другой – но когда это было и с какими промежутками! В этом городе, наверное, нет ни одной женщины, которая хотя бы раз не испытывала примерно то же самое. Кое с кем из парней такое тоже бывает, особенно в наше время.
– Это не значит, что…
– Если откровенно, меня бы больше убедило отсутствие таких разрывов длиной в годы. О навязчивых преследователях я знаю не так чтобы много, но мне кажется, они предпочитают не отвлекаться от своего объекта внимания – во всяком случае, не настолько, чтоб оба раза с промежутками в пять лет. Тот тип что, установку себе дал или будильник поставил на то, чтобы дважды за десятилетие вменяемости впадать в невменоз?
– Ты начал кобениться, когда она до этого еще и не дошла.
– Может быть, – не стал возражать я. – Она не мой типаж. И нельзя каждое несогласие с мужчиной выставлять как дискриминацию по половому признаку. Да, и что еще за манера – держать счет в кафе?
– Манера как манера. Куча народу держит.
– В самом деле?
– Здесь да.
– Бог ты мой! Все равно, официантке положены чаевые. Плюс… имена ее дочек рифмуются.
Крис, неровно, наполовину усмехнувшись, накренила голову:
– Тебе-то что до этого?
Что ответить, я не нашелся, а чтобы не теряться и впредь, сказал:
– Пойдем прогуляемся.
Подруга на секунду замялась, но все-таки пошла.
После пятнадцати минут взаимной тишины мы оказались на улицах другой стороны Бликера. Фактически невдалеке от места, где Кэтрин жила в конце девяностых и где, по ее словам, она впервые почувствовала, что ее кто-то преследует. Разговорить Крис я не пытался. У меня в свое время было два подростка-сына. Один все еще остался, хотя за последние три года я видел его лишь единожды (я же не могу заставлять его видеться с собой насильно!). Один из элементов житейского опыта, который я начал усваивать перед тем, как мой брак и семья распались, – это осознание пагубности непродуктивных разговоров. У детей гораздо больше фокусировки и настойчивости, чем нам кажется, и они могут ловить кайф от того внимания, которое получают по мере того, как разрастается конфликт. Загоните их в угол, и они начнут с вами позиционную войну – а потому вся фишка в том, чтобы перестать крутить эту шарманку и попытаться найти какой-нибудь другой, менее занудный инструмент. Это работает и в отношении взрослых. Аналогичные приемы я применяю и к себе, когда диалоги в моей голове угрожают повтором или зацикливанием событиями, к которым я, по понятным причинам, уже не могу возвратиться и что-либо изменить.
Поэтому вместо того, чтобы по новой начать муссировать проблему Кэтрин Уоррен (даже неизвестно, что по ней еще можно сказать), я как бы невзначай завел разговор о том, сколько упомянутая этой женщиной квартира может стоить в наши дни – понятно, не покупка, а аренда. После ну очень медленной раскачки у нас завязалось не сказать чтобы серьезное обсуждение этого района с житейской точки зрения, а затем и жизни в целом, пока мы наконец не уперлись в тот факт, что нам обоим пора готовиться к работе.
– Если ты задумала сменить форму одежды, то я это принимаю, – сказал я своей спутнице.
Кожа у Кристины очень светлая, и когда она краснеет, это сразу становится заметно.
– Я не обязана все время таскать черные джинсы и рокерскую майчонку. Нет такого закона, – заявила она.