— Куллайн сказал, что нам не стоит идти слишком близко друг к другу. Может быть, под снегом есть расщелины в леднике. Разумнее распределить вес.
Он посмотрел на нее странным, несколько меланхоличным взглядом.
— Иногда лучше не быть слишком умным.
Нандалее не поверила своим ушам. Неужели это говорит Гонвалон? Осторожный, всегда старающийся избегать ненужного риска мастер меча?
— Оглянись по сторонам. Видишь, каким маленьким стал наш мир? Кроме нас ничего нет. Все исчезло. Разве ты не мечтаешь о том, чтобы все было так просто?
Так вот откуда ветер дует.
— Давай для начала вернемся из Кенигсштейна!
— Я иду туда ради тебя.
Канат дернулся.
— Нандалее, что случилось? — крикнул из тумана Тилвит.
Она торопливо пошла дальше.
Гонвалон продолжал идти рядом.
— Давай я пойду вместо тебя, — не отставал мастер меча. — У меня больше опыта в подобных миссиях, и я не таскаю с собой это проклятое оружие, — он указал на огромный двуручный меч, который девушка несла на кожаной перевязи за спиной. — Я не могу оставаться спокойным, когда ты идешь в бой с этим мечом. Своим предыдущим владельцам он принес немало несчастья.
— И их врагам тоже! Это идеальное оружие, чтобы убивать троллей, — напряженно ответила она.
— Во время сражения в поле — может быть. Но в пещерах двуручник скорее будет мешать тебе, чем помогать.
— Любимый, ты меня не переубедишь, что бы ни говорил. Если я не пойду, то уже не буду самой собой. И той Нандалее, которая влюбилась в тебя, тоже. Я должна сделать это. Я в долгу перед своим кланом.
— Тогда я пойду с тобой…
Она схватила его за руки.
— Пожалуйста… Я должна это сделать сама. Я знаю… — Она запнулась. Как же объяснить? Она понимала, что ее намерения кажутся ему невообразимо легкомысленными и насколько малы ее шансы вернуться из Кенигшстейна живой, если ее обнаружат. — Если ты хочешь что-то для меня сделать, то давай не будем больше об этом говорить. Ты меня не переубедишь. Но мне нужна твоя любовь. Именно сейчас… — На последних словах ее голос дрогнул.
— Как хочешь, — ответил он с непривычной ей твердостью. — Тогда у меня есть условие. Я отвлеку эту тварь, которая сторожит тайный вход, чтобы ты могла попасть в Кенигсштейн. От этого ты меня не отговоришь. Я обеспечу хорошее начало.
Она хотела сказать что-то еще, но он так решительно покачал головой, что стало ясно: он не отступит от своего решения, равно как и она от своего.
Эльфийка сглотнула. Перед глазами снова возникло воспоминание о том, как он встал между нею и Золотым. Как бы патетично ни звучали его слова, она понимала, что нет ничего такого, чем он не рискнул бы ради нее. Ничего подобного она в своей жизни не видела. И с удивлением поняла, что ее это смущает.
Он взял ее руку, сжал и заставил себя улыбнуться улыбкой, которая не могла скрыть его боль.
— Давай наслаждаться моментом. Это все, что у нас осталось.
От произнесенных им слов у нее едва не разорвалось сердце.
Это было похоже на надгробную речь их любви.
— Я вернусь. И тогда мы с тобой пойдем искать белый свет. Мы дойдем до него.
Он улыбнулся. На этот раз улыбка получилась немного лучше.
— Я люблю тебя, Нандалее, — и, притянув эльфийку к себе, он поцеловал ее.
Канат вокруг их бедер дернулся.
— Что вы делаете там, наверху? — На этот раз кричал Куллайн. И голос его звучал так, словно он совершенно не понимает потребностей двух влюбленных.
Они молча стали спускаться по склону. Эльф держал ее за руку, не выпуская, но девушка понимала, что он подчинился неизбежному. Он отпустит ее и не будет больше расспрашивать, почему она уходит.
Вскоре они оставили позади туман, и уже в первой половине дня достигли границы лесов. Зима крепко держала в своих руках западный склон гор Сланга. Солнце пряталось за густыми серыми тучами, ледяной северный ветер качал засыпанные снегом верхушки деревьев.
Гонвалон старался не подавать виду, насколько ему тяжело. Он рассказывал о том, как жалким образом потерпел поражение, пытаясь писать стихи. Если он не врал, то свои лирические опусы он тайком читал кобольдам Белого чертога, поскольку не осмеливался выступить перед другими эльфами. И кобольды уснули…
Ему удалось рассмешить ее. Как же ей хотелось услышать один из его стихов. Он утверждал, что все забыл. Нандалее ему не верила.
— Ты ничего не записал?
Он улыбнулся.
— Когда-то я был уважаемым наставником Белого чертога, — он сумел сделать так, чтобы в словах его не было горечи. — Я не имел права оставлять доказательства моего самого жалкого поражения. Все они сожжены.
— Ты когда-нибудь напишешь стихотворение для меня?
Он пристально посмотрел ей в глаза.
— Если мы проживем вместе столько, что не останется уже ничего, что нельзя было бы разделить друг с другом, и я уже не буду бояться даже самых неприятных моментов.
Ей очень хотелось дожить до этого дня. Чтобы его проклятие утраты возлюбленных не исполнилось в тролльских пещерах.
Куллайн повел их вниз по отвесному склону мимо горного потока, воды которого вырезали бороды из серого льда. Под ними раскинулась долина с огромным замерзшим озером. Нандалее заметила след лисы. Она тосковала по долгим вылазкам на охоту, которые они устраивали вместе с Дуаданом. Его лицо отчетливо стояло перед глазами. Его последний миг, когда он думал только о других. Интересно, понравился бы ему мастер меча? Убийца, превративший свою любовь в мятеж?
Куллайн вел их по льду озера, покрытому толстым слоем снега. Они пересекли березовую рощу, такую же бледную, как этот зимний вечер, и наконец добрались до отвесной скалы, у подножия которой росли засыпанные снегом кусты ежевики.
— Это здесь, — объявил Куллайн. — Самая трудная часть пути позади. Теперь мы будем пользоваться крыльями ветра.
Нандалее не сумела сдержать улыбки. Столь поэтичное высказывание совершенно не подходило к Куллайну в его потрепанных одеждах, от которых несло медвежьим жиром, которым натерлись они с Тилвитом, чтобы защититься от северного ветра.
Охотник положил на землю лук, колчан и пояс с длинным охотничьим ножом. Затем протиснулся в углубление под кустарником, похожее на вход в барсучью нору.
Нандалее с любопытством последовала за ним. Колючие заросли цеплялись за волосы, царапали кожу ее жилетки. Давным-давно ручей размыл подножие скалы. Там, за сосульками, пряталось что-то длинное, закутанное в хорошо промасленную кожу.
Куллайн, которому шипы стащили с головы капюшон, одарил ее своей жуткой улыбкой.
— Хорошо, что ты тоже пошла. Протаскивать это через шипы — то еще удовольствие.