* * *
– Он работает на Скотленд-Ярд, – сказала Бетси в номере. – Думаю, мы должны попытаться сотрудничать с ним.
– Что ты имеешь в виду? – Джон предложил ей бутылку воды из мини-бара. – Он разыскивает заблудших девиц, пропавших наркоманок. Что у них общего с твоей матерью?
Бетси села на кровать и откупорила бутылку. На этикетке было написано Voda Dobra. В отеле такая бутылка, вероятно, стоила целое состояние, но отчаянно хотелось пить, и Бетси не стала проверять через Интернет, годится ли словацкая вода для питья. Когда она первый раз приехала в эту страну, то была еще слишком молода, чтобы заботиться о таких вещах.
– Но мы должны завести здесь связи. Посмотрим правде в глаза – как мы собираемся найти пропавшую американку, когда толком даже не говорим на здешнем языке? Я даже не знаю, где она останавливалась.
Джон вздохнул.
– Конечно, почему бы нет? Так и быть, поговори с этим Шерлоком Холмсом, если он все еще там. Пригласи его на обед, если хочешь. Я, кстати, умираю от голода, а ты?
Бетси встала с кровати, отчего заскрипели пружины, послала своему бывшему мужу усталую улыбку и поцеловала его в щеку.
– Спущусь вниз, – сказала она. – Посмотрю, там ли он.
– Тогда я с тобой.
* * *
Словачка-официантка поставила на столик три высокие кружки пенистого пива.
– Dobre chut! [57] – сказала она, приветливо дернув подбородком.
– Dakiyiem [58] , – ответила Бетси, заставив себя улыбнуться. – Она пожелала нам доброго здоровья.
– Dakiyiem, – повторил за ней Джон в спину уходящей официантке.
– Так вы говорите, ваша мать пропала неделю назад? – спросил детектив Уайтхолл. – Без следа?
– Мы не знаем, где она останавливалась. В своем последнем имейле она сообщала, что из Братиславы собирается в Пьештяны. Посмотреть на развалины замка, принадлежавшего графине Батори.
Детектив Уайтхолл положил вилку с наколотым на зубья большим куском жареной свинины с кислой капустой и прижал к губам салфетку.
– Графине Батори?
– Да, моя мать работала над книгой. Писала нечто вроде исторического трактата об этой женщине.
– Довольно кровавая тема.
– Вы что же, знакомы с ней?
Уайтхолл отправил пищу в рот. Бетси задумалась, не сделал ли он это нарочно, чтобы оттянуть ответ. Потом он надолго припал к кружке с пивом.
– Да, я знаю легенду о графине Батори.
– Вы сказали «легенду», – вмешался Джон. – Значит, истории про сотни убитых женщин – неправда?
– О, в этой части все правда. Она ведь была убийцей, к тому же ужасной убийцей. Правда, число загубленных ею может быть преувеличено – похоже, легенду распространяли король Матьяш и клан Габсбургов. Королю отчаянно хотелось прибрать к рукам ее земли и замарать имя Батори.
– Зачем?
– Батори семнадцатого века – особенно графинин племянник Габор, король Трансильвании [59] , – ненавидели Габсбургов. Последние не могли защитить границу от оттоманских турок, так что задача остановить захватчиков ложилась на плечи Батори и других богатых венгерских господ. Венгры были в основном протестантами и не видели никаких преимуществ в союзе с Габсбургами.
– Похоже, вы хорошо осведомлены о представителях рода Батори, – сказал Джон, потягивая пиво. – Их история – ваше хобби или у вас была какая-то причина для подобных исследований?
Детектив выпрямился и посмотрел в глаза Джону, потом Бетси.
– Из района Братиславы и Пьештян сообщают о множестве убийств. Одна из версий, которую мы отрабатываем, состоит в том, что все эти кровавые дела как-то связаны с легендой о графине Батори.
– С чего бы это? – спросила Бетси.
– Спросите любого словака, знает ли он эту легенду. Вы не найдете такого, который не смог бы ее рассказать. Ужас просочился в подсознание всей нации.
Бетси посмотрела на него, приоткрыв рот. Подсознание?
– Может быть, там орудует какой-то сумасшедший, который пьет кровь из жил девушек, изображая из себя вампира, – продолжал детектив. – Или, может быть, он просто оставляет своих жертв истекать кровью, перерезав им шейную вену. Найденные тела были почти начисто обескровлены.
Бетси в потрясении прикрыла рот рукой.
За соседним столом рассмеялись приехавшие в отпуск чешские туристы. Смех прозвучал так неуместно, что она подскочила.
Чахтицкий замок
23 декабря 1610 года.
Карлик Физко проводил Яноша в замок. Конюший рассматривал его рыбьи глаза, сгустки слюны в углах рта.
«Идиот», – подумал он.
Проходя мимо сада, Янош замер от внезапного смрада.
– Боже! Что это?
Физко тупо уставился на него.
– Вонища… Так пахнут дохлые животные!
– А, – сказал Физко, мотая своей большой головой. – Это гниет туша лошади. Ее закопали в саду, чтобы удобрить почву для овощей.
Янош остановился.
– О чем ты говоришь? Все лошади под моим попечением, за последние недели ни одна не околела!
– Графиня Батори сказала, что это лошадь, – упрямо ответил Физко. – Значит, так оно и есть. Пошли, вы опоздаете. И она поколотит меня.
Когда они подошли, деревянная дверь с железными шишками величиной с мужской кулак раскрылась. Яноша ввели в зал, залитый светом десятков факелов и сотен свечей, мерцающих в хрустальных люстрах.
Перед ним стояла графиня Батори. Ее волосы были стянуты назад жемчужным головным убором. Вокруг рук раздувались белые льняные рукава, а корсаж был расшит золотом. Поверх малинового бархатного платья на Эржебет был белый шелковый фартук, указывающий на статус венгерской родовой знати.
– Пожалуйста, проходите, пан Сильваши, – сказала она. – Мне не терпится познакомить вас с моей гостьей и ученицей, графиней Зичи Эчедской.
Янош низко поклонился. Он был вновь ошеломлен беломраморным лицом графини и ее пронзительными янтарными глазами. Губы Эржебет были накрашены соком красных ягод, корни ресниц зачернены турецкой краской для век, а темно-рыжие волосы блестели от масла из серой амбры. Она выглядела на десятки лет моложе своего – хорошо известного Яношу – возраста.
Графиня предложила свою руку, чтобы Янош сопроводил ее. Тот осторожно коснулся локтя, зная, что такую честь обычно оказывают родовитым дворянам.