– Довольно брутальная картина.
– Иштван Чок писал реалистические картины. Оригинал находится в Национальной галерее в Будапеште.
– Что вам известно об этом замке? – спросил Джон.
Старик снял шапку, его седые волосы торчали во все стороны.
– Не знаю ничего. Я чувствую, – ответил он, ударяя себя кулаком в грудь. – Я смотрел в глаза графу. Свет не возвращается. Он – Батори… что еще можно добавить?
Джон бросил взгляд на сидевшую рядом Бетси. На ее лице отразилась мука.
– Простите нас, мистер Елень, я понимаю, что вы хотите помочь. Но нам нужно в полицию, – сказал Джон. – Наша знакомая в опасности.
– А! Вы, наверное, думаете, что я просто выживший из ума старик, – сказал тот, кивая седой головой. – Послушайте меня. От полиции вам не будет никакого проку. Он платит, чтобы они на все закрывали глаза.
– Я позвоню нашему послу. У них не останется иного выбора, как…
– Послу! И как скоро он прореагирует? К тому времени ваша знакомая уже погибнет… Нет, я отведу вас к женщине, которая точно поможет. Она знает за́мок. И она тоже ненавидит графа.
Дворец Хофбург
Вена
28 декабря 1610 года
– Я не доверяю Турзо, – сказал король, рассматривая карту на пергаментном свитке. На выделенные чернилами границы габсбургской Венгрии и постоянно прирастающих территорий Оттоманской империи падал зимний свет.
Епископ Клесль стоял и внимательно слушал.
Король Матьяш с отвращением хлопнул ладонью по карте.
– Он действительно арестует свою родственницу?
Его голос эхом отдался среди белых оштукатуренных стен обширного дворцового зала. Мельхиору Клеслю представилось, как неистово звенят хрустальные люстры, едва не разбиваясь от нарастающего грома монаршего голоса.
«Этот король чувствует себя счастливым в полевом шатре, в лагере среди своих солдат, – подумал Клесль. – Жизнь во дворце не для него».
Советник поклонился.
– В самом деле, ваше величество. Боюсь, ваше чутье вас не обманывает.
– Они одной крови – Турзо и графиня. Одной и той же презренной крови Батори! – выплюнул король. – Если бы я мог очистить от нее мое королевство, до последней капли!..
Епископ Венский закрыл глаза, собираясь с мыслями.
– Если позволите сказать, ваше величество… Те же опасения по поводу Дьёрдя Турзо.
– Ну?! Говори!
Мельхиор Клесль посмотрел на роскошные, из тонкой кожи, сапоги короля, блестевшие даже в тусклом зимнем освещении. Через час, несмотря на холодную погоду, король будет скакать на своей белой андалузской кобыле по хофбургским садам и улицам Вены. Епископ сомневался, что это поднимет его мрачное настроение.
– Как вы сами сказали, ваше величество, Турзо колеблется. Может быть, ему не хватает свидетельских показаний. Но может быть, от ареста графини Батори его удерживает что-то другое.
Матьяш нахмурился, указательным пальцем поглаживая пульсирующий висок.
– Если позволите, я полагаю, что Турзо боится Габора Батори, – сказал Мельхиор Клесль. – Особенно теперь, когда тот заручился поддержкой султана. Дьердь Турзо затеял двойную игру: он выступает и за габсбургскую корону, и за семейство Батори.
– Негодяй! Если Турзо не арестует ее в ближайшее время, я отправлюсь в Чахтице и сделаю это сам!
За стенами Хофбургского дворца зазвонили колокола, и нежные голоса наполнили воздух рождественскими песнопениями: жители Вены привыкли праздновать Рождество вплоть до самого Крещения.
Мельхиор Клесль, подняв подбородок, слушал.
– Если Турзо арестует графиню сейчас же, то пройдет несколько недель, прежде чем венгерские судьи в Пресбурге услышат ее показания. Они не соберутся раньше второй недели января.
– Именно поэтому он и тянет с ее арестом, – прорычал король. – Какой новогодний подарок всему семейству Батори!
Высокие Татры
Словакия
28 декабря 2010 года
Наклонившись с заднего сиденья, пан Елень указал на раскрашенный дом на краю деревни. Собака завиляла хвостом и просунула морду между спинками передних сидений.
– Это мой дом, – сказал Елень. – Моя гостья и есть та женщина, которая сможет вам помочь.
– Мистер Елень, у нас действительно… – начал было Джон, но Бетси прервала его, коснувшись руки:
– Нет. Давай все же посмотрим, о ком он говорит.
– Но…
– Мы потратим не более пяти минут, – шепнула она.
В дверях стояла крупная женщина с седыми волосами. На ней было теплое пальто, и она собиралась надеть на голову вязаную шапку.
Не обращая внимания на гостей, женщина что-то сказала Еленю по-словацки.
– Позвольте представить вам Матильду Кухарь, – сказал Елень, отстегивая поводок от собачьего ошейника. – Она в замке повариха. Выбралась оттуда через подземный ход под кухонным полом, сбежав от графа Батори.
Матильда кивнула, но руки не подала. Она снова произнесла что-то по-словацки, и ее лицо сморщилось от волнения.
Бетси прислушалась и повернулась к Джону:
– Она говорит, что должна уйти. Ее жизнь в опасности.
Матильда и Елень прекратили разговор и уставились на нее. Черные глаза Матильды впились в Бетси, и на лице поварихи мелькнул интерес. Она кивнула, коротко опустив подбородок.
– Вы говорите по-словацки, – сказал Елень. – Мало кто знает этот язык.
– Говорю, но плохо. Знаю всего несколько слов, простые фразы.
Тогда Елень заговорил с Матильдой так быстро, что Бетси не успевала разбирать слова. Но даже Джон различил слово «Батори».
Матильда снова сморщилась. Показалось, что она вот-вот заплачет, но женщина выпрямилась, и твердая решимость разгладила ее лицо. Взяв двумя руками руку Бетси, она сказала:
– Пойдемте, – и стрельнула глазами в Джона. – Но без него. Только вы.
– Что скажешь? – спросила Бетси, глядя на Джона.
– Нельзя вот так уходить с женщиной, с которой обмолвилась всего парой слов, – запротестовал Джон. – Ты ведь ее совсем не знаешь!
– Ее семья на протяжении многих поколений жила в замке. Она знает ход в подземелье.
– Ну и что? Откуда ты знаешь, что ей можно доверять? А что, если вас увидит граф?
– Не знаю почему, но я ей верю. Она мне сказала, что в замке целый лабиринт подземных ходов, которыми пользовались Батори. Здесь в каждом замке так…