– Ты уверена, что мы там пройдем? – крикнул Турзо.
– Я могла бы отыскать этот путь в полной темноте, – ответила та.
* * *
Дорица, пухлая белокурая служанка из хорватской деревни, никогда и представить себе не могла такого количества еды и питья. Огромный стол графини Батори просто ломился от яств. Тут были диковинные фрукты – экзотические желтые шары, источавшие опьяняющий свежий запах. Ничего подобного она раньше не видела. Более круглый сородич этого фрукта, яркий апельсин, остался недоеденным. Его вырезанная спиралью кожура – попеременно белая и золотистая – валялась, свернувшись, как рождественская лента.
Но самым драгоценным из сокровищ были золотистые груши. Сложенные горой на серебряном блюде, нежные плоды вызывали у девушки танталовы муки. Груши остались нетронутыми, так как у графини не было аппетита.
«Скоро их облепят жирные мухи», – думала Дорица, и ее личико, формой напоминавшее сердечко, затрепетало. Эти мерзкие черные насекомые, извечное проклятие Чахтицкого замка, роились здесь, несмотря на декабрьский холод. Забыв о законах природы, грязные твари потирали свои жадные лапки в предвкушении угощения, гниющего на застеленном льняной скатертью столе. Дорица грустно смотрела на пирамиду из золотистых фруктов.
Ее рука сама собой протянулась и схватила самую верхнюю грушу. Девушка засунула ее в карман передника и поспешила на кухню, пока Брона не заметила ее отсутствия.
Замок Батори
Высокие Татры, Словакия
29 декабря 2010 года
Когда граф Батори спустился вниз, его встретил холодный сырой воздух подземелья.
– Покажите мне пленниц, – приказал граф через дверь тощему, как скелет, охраннику.
Тот отпер дверь и поклонился. Взгляд Батори был жестким, губы безобразно скривились. Охранник съежился.
В нос графу ударило застарелое зловоние мочи и фекалий, и он прижал руку к ноздрям.
– Немедленно помыть этих девок! Искупать и соответствующим образом одеть, надушить лимоном и вербеной. И как следует накормить.
Две пленницы – которых остальные считали безумными – съежились в дальних темных углах своих клеток, словно побитые собаки. Узнав этот голос, они задрожали.
Более свежие пленницы – еще не так хорошо знавшие графа – окликнули его.
– Да, ванну! И поесть. Боже, накормите нас скорее!
– Помогите мне, господин! Помогите…
– Замолкните, шлюхи! – прикрикнул он и ударил тростью по прутьям, разбив в кровь протянутые в мольбе руки.
Граф остановился у клетки Драшки. Его взгляд привлекло что-то на полу, сразу за решеткой.
– Что это? – спросил он, наклонившись и подобрав семечко. А потом нашел еще несколько. – Яблочные семечки? Ты что же, ела яблоки?
Свесив голову, Драшка смотрела на него сквозь грязные синие волосы.
– Отвечай! Ты украла яблоко?!
– Как я могла что-то украсть, граф Батори? Вы же заперли меня…
– ТЫ УКРАЛА ЯБЛОКО!
Драшка съежилась в углу своей клетки.
– Совсем свихнулся, – прошептала англичанка.
– Ты заплатишь за свой грязный проступок, девка! Сегодня же! – кричал граф. – Вы все заплатите за свои мерзкие привычки!
Он повернулся и поспешил к выходу; его черный плащ зловеще развевался у него за спиной.
Замок Батори
Высокие Татры, Словакия
29 декабря 2010 года
Присев, Грейс больно стукнулась головой о деревянный подлокотник дивана. От беспокойного сна ее пробудило скрежетание ключа в замке. Одной рукой женщина нащупала очки, а второй схватила бронзовую лампу у постели.
Она мысленно взвесила лампу в руке и горько усмехнулась. Если граф набросится, она не погибнет без боя.
Грейс вспомнила о муже. Она поклялась себе, что будет драться насмерть.
Граф действовал все более и более импульсивно. Что-то его глубоко взволновало. Если с ним приключится настоящий психический приступ, она, наверное, с ним не справится. Ей вспомнились слова Чеслава: «Нет ничего страшнее безумия. Ничего».
Медная ручка повернулась, и дверь открылась. Грейс увидела фонарик, его луч начал беспорядочно шарить по комнате.
Она зажгла свет и крепче сжала в руке увесистую лампу.
– Кто вы? Что вам надо?
Оказалось, что к ней в комнату вошел высокий седой мужчина. Обернувшись, он кивнул ей. Мужчина был молод – седина явно не соответствовала его возрасту.
– Пани, пожалуйста, выключать свет.
– Нет. Кто вы? Что вам здесь надо?
– Я Бартош, водитель графа. Я пришел помочь вам.
– Помочь мне?! – Грейс поправила на носу очки. – Я вам не верю. С чего бы это вам помогать мне?
– Потому что я хочу… «помилование»? – прошептал он, приближаясь.
Она попятилась, подняв над головой лампу.
– О чем это вы?
– Помилование, – повторил он. – Я искать слово в словаре. Я хочу говорить словацкие власти, рассказать графские преступления.
– Так идите и расскажите. От меня-то вам что надо?
– Вы – свидетель. Я помогаю вам убежать, вы говорить судье я хороший человек, не как граф. Мы говорим с американский посол. Помилование.
Грейс промолчала. Она сомневалась, что кого-нибудь из прислужников графа можно счесть невиновным…
– Позвольте мне помочь вам, – продолжал он. – Положите лампу. Кто-то может увидеть. Сегодня ночью граф убивает многие девушки.
Грейс услышала звон разбитого стекла и рассерженные крики, эхом отдающиеся в коридорах замка, и тут же вспомнила о Драшке.
Она выключила свет, и комната снова погрузилась в темноту.
* * *
Грейс проследовала за водителем по коридорам замка. Пригнувшись, он осторожно выглянул через изогнутые мраморные перила.
Послышался женский голос. Грейс приподняла голову и увидела женщину с копной темно-рыжих волос, отбивающуюся от мужчин, пытавшихся схватить ее.
– Уберите от меня свои долбаные руки!
«Не Драшка, – подумала она. – Какая-то американка».
Что здесь делает эта американка?
Когда мужчины поволокли девушку по коридору, Бартош подал знак следовать за ним.
Он не заметил фигуры человека, явно наблюдающего за ними из темноты…