– Сейчас знаю. Никогда. Я это поняла в тот же день, но решила дать тебе шанс. Ты им не воспользовался… Жаль. Нет, правда, мне жаль тебя, мне жаль, что я не смогу больше с тобой видеться.
Голос Лизы сделался гнусавым. Она заплакала. Он услышал, как она шмыгнула носом.
– Я не могу заставить человека полюбить себя, – проговорила она, но трубку не повесила. Ждала, что Миша разубедит ее. Он не разубедил. Миша сказал первое, что пришло на ум:
– Лиза, я вчера продал «Замок в лесу». Помнишь, он тебе нравился?
– Угу.
То, что она не бросила трубку после этого бреда, был хороший знак.
– Мне этот рисунок тоже очень нравился. Но я нарисую себе еще. Может, не такой же, но не исключено, что он будет еще лучше. И ты в него влюбишься.
Что у него хорошо получалось в общении с девушками – так это нести бред.
– Спасибо, Миш. Я знаю, что встречу парня, которого полюблю, который полюбит меня, но он вряд ли будет лучше тебя.
Она очень умная. Он хотел сказать это вслух, но передумал. Вот такой мужской рисунок – жесткий и точный. А всего-то надо приласкать девушку, сказать нежное слово.
– Лиза, все у тебя будет хорошо, – сказал он.
– У тебя тоже, – ответила она и положила трубку.
Сейчас, сидя в машине и глядя на Аню, которая в эту минуту подошла к зданию, где находился их отдел, он понял, что готов быть нежным, готов быть ласковым. И возможно, готов жениться.
8
Магазин «Продукты» в соседнем поселке находился прямо напротив автобусной станции. Аня сразу подумала: если кто-нибудь и приезжал сюда чужой, заметить его могла как раз продавщица. Аня припарковалась у небольшого здания автостанции и направилась к магазину.
Местный универсам если и не был точной копией автостанции, то определенно принадлежал с ней к одной архитектурной композиции, выполненной с хрущевским минимализмом. И на нескольких квадратных метрах магазинчика стеллажи с пивом наверняка соседствовали с полками, забитыми туалетной бумагой. Универсам, одним словом.
Ане вспомнились возвращения из детсада с папой. Их путь пролегал через «Пятак». Так прозвали несколько торговых палаток на рабочей окраине, торговавших в основном алкоголем из-под прилавка. Маленькая Аня получала там свой леденец, а папа – свой. Он выпивал дозу, и продавщица смиренно записывала что-то в потрепанную тетрадь. Аня была уверена, что такая же тетрадь имеется и в этом магазинчике. И непременно под кассовым аппаратом, потому как денег в ней вписано больше, чем лежит наличности в самой кассе.
Рыжова вошла в магазин. У входа, наполовину закрывая его, стоял морозильник с мороженым. Аня обогнула исцарапанный край и заглянула внутрь. В белых сугробах, покрывавших дно, лежали три съежившихся, словно от холода, эскимо. Дальше стоял холодильник для напитков. Ему больше повезло с ассортиментом. Но чтобы из него что-то достать, следовало очень постараться. Места между холодильником и прилавком оставалось слишком мало. Зажатая в тесном закутке, Анна почувствовала себя неуютно. Вероятно, такую расстановку сделали в магазине нарочно, чтобы не скапливать покупателей. Но сейчас Аня не видела в магазине ни покупателей, ни продавцов.
Она откашлялась. И тут же услышала сочувственное:
– Заболела, милая?
Продавщица выглянула из-за стеллажа с консервами. Симпатичное лицо сияло добротой. Такая женщина уж точно не оставит протянутую за подаянием руку пустой. Ей бы библиотекарем работать или воспитателем в детском саду. А она здесь.
– Чего тебе, милая?
– Здравствуйте! – сказала Аня.
– И тебе не хворать, – кивнула продавщица.
Достав удостоверение, Аня развернула его и в раскрытом виде показала продавщице.
– Капитан Рыжова.
– Капитан Рыжова? А имя у капитана есть?
Аня убрала удостоверение и улыбнулась. В голосе продавщицы тоже было что-то подкупающее. Аня подумала, что, будь эта женщина актрисой, наверняка ее амплуа стали бы роли матерей. От нее так и веяло добротой и теплом.
– Анна, – ответила Рыжова.
– Ну вот, – улыбнулась женщина. – А то – капитан… Ну и с чем пожаловала к нам, Аня?
– Вы не заметили вчера здесь никого чужого?
– Как же не заметила? Заметила.
– Вы могли бы его описать? – оживилась Анна.
– Его? – озадачилась продавщица.
– А что, их было много?
– Да, пожалуй, с каждым рейсом из Москвы человек по пять.
Это усложняло дело.
– А сколько рейсов всего? К примеру, с полудня и до семи вечера?
– Да, кажись, каждый час они, но я не уверена. Это надо на станции расписание посмотреть.
Семь рейсов по пять. Тридцать пять человек.
– Меня интересуют мужчины, – сказала Аня.
Женщина просияла. Ну как же! Конечно, мужчины.
– Ну, их не так много было. Мужиков ведь на дачу не загонишь. Пенсионерки в основном.
– Здесь поблизости дачи?
– А что ж еще-то, милая? – хохотнула женщина. – Ну ведь не Куршавель!
Нет, она не «мама», подумала Аня. Скорее фея. Почему-то после каждого ее слова ждешь чуда. Вот она сейчас взмахнет волшебной палочкой, и – свершится!..
Но чуда не произошло. Хохотушка-фея с добрым лицом так и не смогла толком описать никого. Мужчина. В курточке черной. Или нет. Кажись, в белой. Или это была не курточка? Ой, да это вообще не мужчина, то тетка была с авоськами! Единственное, что «фея» смогла сказать точно, так это в котором часу был в магазине Федька и что взял у нее «под запись».
– Печенье и пачка чая. Для Федюни непривычный набор.
Аня прекрасно понимала, почему Федюня так поступил. Человек хотел наладить жизнь, вот только жизнь пачкой чая не обманешь. Она быстро попрощалась и повернулась к выходу.
– Послушай, милая… – услышала Аня и обернулась. – А что, правда Федюня тетку Лизу убил?
– Идет следствие, – официально ответила Аня. И добавила: – Вина Федора еще не доказана.
Уже у станции, разглядывая расписание автобусов, она подумала, что доказательство вины Федюни – дело времени, процесс запущен. Чего не сказать о доказательстве его невиновности.
Аня чувствовала, что это не он, но, к сожалению, кроме этого чувства, у нее ничего не было. Против Федора – клок рубахи на месте преступления, кровь на обуви с места преступления, мотив и отсутствие алиби. А за него – всего лишь чувство.
Но надежда еще была – кровь и след. Пока из лаборатории не пришло подтверждение, что это кровь именно старушки, у Федора оставался шанс.
9
Виктор Ильин сидел за столом в своем кабинете, когда вошла Аня.