Королю нестерпимо хотелось по-настоящему проверить предсказание ученых, и однажды он, приведя себя в ярость, ворвался в комнату к принцессе и закатил дочери мерзкую порку. Но в ответ ни слезинки. Дочь набычилась, ее смех зазвучал как-то по-особенному визгливо — и все. Благонамеренный дряхлеющий истязатель лучшие свои золотые очки надел ради такого случая. Смотрел через них, смотрел и не усмотрел даже тени облачка в ясной голубизне дочерних глаз.
Должно быть, примерно в это самое время принц, который жил за тысячу верст от Диво-озера, собрался присмотреть себе в жены королевскую дочь. Где он только не побывал, и принцесс находил, и убеждался в этом, и тут же обнаруживал в них какой-нибудь изъян. Разумеется, он не мог жениться на обычной женщине, даже самой красивой, а достойной принцессы все не находилось. Трудно сказать, был ли сам принц таким верхом совершенства, чтобы иметь право требовать того же в ответ. Он был хорош собою, отважен, благороден, умел себя вести, как все принцы, и это все, что я могу сказать.
Во время своих странствий случалось ему краем уха слышать рассказы о нашей принцессе. Но поскольку рассказчики упоминали, что она во власти злых чар, принц и не мечтал, что она его очарует. И впрямь, что делать принцу с принцессой, утратившей весомость? Кто поручится, что она больше ничего не утратит? Она может утратить видимость, осязаемость, короче говоря, всякую доступность человеческим органам чувств, так что и не дознаешься, жива она или мертва. И разумеется, никаких дальнейших справок принц о ней не наводил.
И вот однажды в дремучем лесу он отбился от своей свиты. Такие леса в два счета отделяют придворных от принцев, словно сито отруби. После чего принцы отправляются искать счастья. С принцессами такого не бывает, их выдают замуж, не дав им даже попробовать вольной жизни. Это несправедливо, и надо бы время от времени и принцессам давать возможность заблудиться в лесу.
Проблуждав много дней, в один погожий вечер принц заметил, что дремучий лес вот-вот кончится: деревья стали тоньше и сквозь них забрезжил закат. Вскоре принц выехал на вересковую пустошь. Еще немного — и он заметил признаки близкого человеческого жилья, но время было позднее и спросить дорогу было не у кого.
Он ехал еще час, и тут его конь, измученный долгими трудами и голодом, рухнул и не смог подняться. И принц зашагал дальше пешком. Шагал, шагал и добрался до другого леса — не дремучего, а вполне ухоженного, — нашел тропинку, и та вывела его на берег озера. Пока принц шел по тропинке, сумерки сгустились и наступила темнота. Внезапно принц остановился и прислушался. С озера доносились странные звуки. На самом деле это был принцессин смех. Но я уже упоминал, что в ее смехе было что-то особенное, потому что для выведения птенцов настоящего сердечного смеха требуется весомость. Уж хотя бы жара земных забот. Возможно, именно поэтому принц принял этот смех за крик о помощи. Окинув взглядом озеро, он увидел в воде что-то белое. Миг, и он сбросил куртку, скинул сандалии и бросился в воду. Вскоре он подплыл к белому предмету, и оказалось, что это женщина. При таком освещении не видно было, что это принцесса, но все же видно было, что это дама. Чтобы разглядеть, что перед вами дама, много света не требуется.
Я не в силах рассказать, что там вышло. То ли она притворилась, что тонет, то ли испугалась принца, то ли он ухватил ее так, что ей было не вырваться, но ясно одно — он поволок ее к берегу самым унизительным образом, совершенно сбитую с толку и полузахлебнувшуюся. Полузахлебнувшуюся, потому что она пыталась при этом кричать и всякий раз вода тут же попадала ей в горло.
В том месте, куда он ее подтащил, берег возвышался над водой, но ненамного, и принц с силой толкнул свою добычу вверх, чтобы она приземлилась на ровном месте за подъемом. Но едва принцесса целиком оказалась вне воды, действие ее веса прекратилось, и она с бранью и криками взвилась в воздух.
— Скотина!
СКОТИНА!
СКОТИНА!
СКОТИНА! – кричала она. Никому на свете еще не удавалось настолько ее разозлить.
Когда принц увидел, как она взлетает, он подумал, что ему отвели глаза и он по ошибке принял лебедь за даму. Но тут принцесса ухватилась за шишку на вершине высокой сосны. Та обломилась, она схватилась за другую и так, хватая шишки горстями и роняя отломившиеся, прекратила взлет. Принц тем временем, не сводя с нее глаз, стоял в воде, забыв, что пора бы и выйти. Как только гребень берега скрыл спускающуюся принцессу от его глаз, он выскочил из воды, вскарабкался на склон и подошел к сосне. Задрав голову, он разглядел, что принцесса неловко перебирается вдоль одной из ветвей к стволу. Стоя в темноте под деревом, принц изумленно прикидывал, что это может быть такое. И вот, добравшись до земли и разглядев принца, стоящего под деревом, принцесса одним броском вцепилась в него и крикнула:
— Вот я папе пожалуюсь!
— Ой, не надо! — ответил принц.
— Нет, пожалуюсь! — упрямо сказала принцесса. — Кто тебя просил тащить меня из воды и швырять в воздух? Я тебе ничего плохого не сделала, а ты!..
— Простите меня. Я не имел в виду ничего худого.
— Не имел, потому что безмозглый! У меня веса нет, а у тебя — ума! Прими мое сочувствие!
И тут принц понял, что набрел-таки на зачарованную принцессу, и мало того, что набрел, но уже успел ее обидеть. Он растерянно молчал, а принцесса гневно топнула ногой с такой силой, что взмыла бы в воздух, если бы не вцепилась ему в плечо, и крикнула:
— Верни меня сейчас в нее!
— Куда вас вернуть, краса моя? — спросил принц. Он уже почти влюбился в нее. Никому никогда не представала она более обаятельной, чем казалась сейчас, придя в бешенство. И насколько он видел своими глазами (по правде говоря, не слишком: много он видел в такой темноте), в ней не было ни единого изъяна, разумеется, за исключением невесомости. Но ни один на свете принц не оценивает принцесс на вес. Вот только прелестна ли у нее ножка? Разве оценишь это как следует по отпечатку стопы в грязи под деревом?
— Куда вас вернуть, краса моя? — повторил принц.
— В воду, болван! В воду! — ответила принцесса.
— Извольте! — сказал принц.
Принцессе и так трудно было ходить, а длинное, до пят, одеяние вообще лишило ее этой возможности и принудило, держась за принца, плыть по воздуху. Принц брел, сбиваемый с толку вихрями ее мелодичной брани, с трудом убеждая себя, что это не волшебный сон. При этом он не торопился, и они вышли к озеру совсем в другом месте, где берег нависал над водой на высоту в тридцать футов, уж не меньше. Они приблизились к самому краю, и тут принц обернулся к принцессе и спросил:
— Каким образом вас вернуть?
— Каким хочешь! — огрызнулась та. — Умел вытащить — умей вернуть.
— Отлично, — сказал принц. И, одним взмахом подняв принцессу над головой, прыгнул в воду со скалы. Принцесса едва успела испустить ликующий крик восторга, и вода сомкнулась над ними. Когда они вынырнули, она сообразила, что даже засмеяться вдруг не может, настолько у нее захватило дух от быстрого полета. И в тот же миг принц спросил: