Врезаюсь в какую-то женщину. Антония! Ее глаза победоносно сияют, она уже собирается вонзить нож мне в живот, но тут Виктра бьет сестру в лицо, а Тактус добавляет ей ногой в голову, и она падает на землю. Виктра со смехом поворачивается ко мне, но тут Карнус вцепляется ей в волосы. Однако хватает его ненадолго, так как в круг входит Лето и точными ударами радужного лезвия заставляет нападающих отступить. К нему присоединяются отец и сын Телеманусы, разгоняя остальных золотых лезвиями размером в половину моего роста.
– Тактус, за мной! – кричу я.
Тактус весь в крови, но держится на ногах и издает безумный вой, как будто вот-вот рядом появится Севро со своими упырями. Вместе мы взмываем вверх в прыжке. Он понимает, что мне нужна Виргиния. Но врагов слишком много, и все при лезвиях.
– Мустанг! – зову ее я, отбрасывая в сторону двоих Беллона, одному рассекаю лицо, а другого бью в горло эгидой.
На их месте тут же возникает еще один, за ним еще и еще, пока на моем пути не встает неприступная живая стена.
– Защити лорда-губернатора! – кричит мне Виргиния, ее голос гораздо спокойнее моего, и я чувствую себя идиотом, потерявшим от любви голову. С чего я взял, что мне нужно спасать ее? – Защити моего отца! – повторяет она, и я безропотно повинуюсь, хотя не вижу ее в толпе.
Позволяю Тактусу увести меня за линию отступления, которую уже атакуют с фланга. Одни призывают нас защищать Августуса. Другие просят встать на сторону императора Беллоны и Кассия. Лордов многих семей уже увели под прикрытием вооруженных родственников, вынырнувших из толпы с лезвиями наголо. Они спасаются бегством, пытаясь добраться до лифтов, поскольку гравиботы на церемонии были под запретом. Зал почти опустел. Преторы верховной правительницы – черные и золотые в пурпурных одеждах – окружают ее и уносят прочь с испорченного праздника. Лезвия и импульсовики сияют в их мозолистых руках. К нам приближается отряд серых под руководством золотых в пурпурной форме преторов, они хотят оттеснить нас. Облаченные в бронежилеты, они стреляют болевыми капсулами и волновиками по сражающимся семьям, разгоняя золотых, словно назойливых мух в жаркий летний день.
– Августус!!! – в исступлении ревет Карнус и, совершенно обезумев, кидается прямо под огонь волновиков, отталкивает кого-то плечом, разбивает одному из наших копейщиков лицо своей эгидой и несется к сопернику своего дома, надеясь убить его. – Августус!
Лето, наш лучший фехтовальщик и любимчик Нерона, перехватывает его в самый последний момент и, гордо подняв голову, кричит:
– Hic sunt leones!
Движения Лето плавны, как морские волны, он ужасен в своей красоте. Он наносит Карнусу удар по спине и уже собирается вспороть тому брюхо, как вдруг на секунду замирает, занеся руку с лезвием над головой. Карнус пятится назад, выпрямляется и изумленно смотрит на Лето, явно не понимая, почему все еще жив.
Лето дотрагивается до бедра, будто его ужалила оса, медленно опускается на колени, руки безвольно повисают вдоль тела. Длинные волосы закрывают лицо, он на мгновение застывает в полной неподвижности, словно островок спокойствия посреди хаоса. В его печальных глазах вспыхивает огонек, как сигнал корабля, проплывающего вдали на горизонте. В этот миг от его красоты просто дух захватывает. А в следующий – Карнус отсекает ему голову.
– Лето!!! – стонет Августус, в ужасе глядя на обезглавленное тело и пытаясь оттолкнуть от себя людей из дома Телеманусов, но те силой уводят его с поля боя.
Краем глаза я замечаю, как Шакал прячет в рукав серебряный стилус – тот самый, который он крутил в руках, предлагая мне стать его тайным союзником.
Наши взгляды встречаются.
Его улыбка напоминает звериный оскал.
Похоже, что я заключил сделку с самим дьяволом.
Мы покидаем башню. Виргинию придется оставить здесь. Она знает, что делает. Как я мог забыть: она, мать ее, всегда знает, что делает!
– Они ее не тронут, – говорит мне Августус, и я впервые замечаю на его лице какое-то подобие проявления чувств.
Хотя нет, не впервые, а во второй раз. Когда погиб Лето, он кричал так, словно у него убили родного сына. Видно, не притворяется – лицо словно постарело лет на двадцать. Августус потерял старшего сына. Потерял вторую жену, мать его детей. Теперь нет в живых и человека, которого он усыновил, прочил в наследники. А еще Нерон очень боится за ту, что так похожа на его погибшую супругу.
Если они посмеют обидеть ее, виноват буду только я.
Я разворошил их осиное гнездо. Лучшего результата нельзя и пожелать. С рук капает кровь, запекаясь между пальцами и обрамляя ногти бурой подковой. Костяшки кулаков белеют в тех местах, где крови почему-то нет. Все это внушает мне отвращение, но мои руки созданы именно для этого.
Мы покидаем эту зимнюю сказку, окрасив белый снег в красный цвет. Забираем с собой около десятка раненых. Семеро погибли. Лишь двадцать человек из всей свиты вышли целыми и невредимыми из этого побоища, об остальных пока ни слуху ни духу. Не имевший себе равных воин Лето погиб, слугу Плиния разрубили пополам, а одной из наших преторов Келлан Беллона перерезал горло своим лезвием.
Спускаемся с башни на лифте. Держу на руках тело претора, пытаясь остановить кровотечение, но шансов у нее немного. Виктра отрывает лоскут от своего платья и прижимает к ране.
Все бы сейчас отдал за пару гравиботов! Мы обступаем хозяина плотным кольцом, держа лезвия наготове. Мои руки по локоть в крови. Пот крупными каплями течет по лицу и ребрам. Красные капли падают на пол лифта, стекая с пальцев, клинков, сочась из ран. Однако люди вокруг меня улыбаются.
В форме жарко, поэтому я расстегиваю верхние пуговицы. Рядом со мной истекает кровью Тактус – сквозная рана на левом плече, меткий удар.
– Это просто кровь, – говорит он Виктре, которая явно за него беспокоится.
– Да тебя же насквозь продырявили!
– А что тут такого? – улыбается он, глядя ей ниже пояса. – Черт побери, да у тебя тоже дырка есть, но я же не жалуюсь! Ай-й-й-й! – стонет он, когда Виктра отрывает еще лоскут от своего платья и перевязывает его рану. – Значит, брал уроки у Лорна Аркоса, – с искаженным от боли лицом смеется он, радостно глядя на меня и кивая. – Вот ведь прохвост!
Он спас меня от Кэгни. Стукаюсь с ним окровавленными кулаками, на некоторое время забыв о том, что моя жизнь сейчас и гроша ломаного не стоит.
Наши золотые, преторы, рыцари, солдаты – а солдат по отношению к политикам и экономистам у нас больше, чем у всех остальных домов, – вытирают лбы, оставляя на них бурые следы крови. Если вы спросите патрициев этого сорта, в чем состоит их основная проблема, то они вам ответят, что больше нечего завоевывать. То есть у них больше не осталось достойных соперников. Нет противников, способных противостоять их силе и мастерству. Что ж, я только что дал им ощутить забытый вкус битвы. И хотя наследник губернатора погиб, главный претор истекает кровью у меня на руках, а Виргиния находится в стане врагов, игра пришлась им по нраву. Ведь главное правило сегодняшней игры – оставить за собой как можно больше трупов.