– Наконец-то надумали нас проведать. Какой приятный сюрприз. Хотите кофе?
– Эээ… пожалуй, – промямлил я.
Несколько минут спустя мы все трое сидели за кухонным столиком. Он был застелен простой клеенкой; я останавливаюсь на этом, потому что обожаю клеенки. Это напоминает мне детство, бабушку с дедушкой, – словом, клеенка для меня как лазейка в счастливое времечко. Можно влюбиться в какое-то место за один только штрих. Так меня сразу покорила квартира Алисы с Мишелем, стоило просто увидеть на столе клеенку. Никто больше не стелет клеенок. Молодое поколение наверняка и не знает, что это такое. Сам не знаю, почему я так зациклился на этой детали. Подумал даже, как они должны быть счастливы с такой клеенкой. От нее так и веяло прочным счастьем, добрым старым временем, когда все было проще. При виде клеенки хотелось сидеть и слушать транзистор, попивая лимонный сок. Или пить кофе из граненого стакана с цифрами на донышке. Сами хозяева вели себя под стать клеенке; клеенка на столе бывает у людей терпимых, кротких, которые не гонят прочь бесцеремонных ночных гостей. Мишель как ни в чем не бывало готовил кофе, посмотрит кто со стороны – нипочем не подумает, что на дворе глухая ночь.
Город затих. Нормальные отцы семейств мирно спали. Мы не говорили ни слова, просто сидели, слушая гуденье кофемашины. Главное – удачно подобрать время. Я долго собирался с духом, чтобы приехать сюда, и вот мое тело само выбрало эту ночь, чтобы сказать: вперед. Мы по-прежнему молчали. Я посматривал направо-налево, разглядывая детали их обихода – многое прямо-таки брало за душу. Чего стоил один календарик на холодильнике с афоризмом на каждый день. Я прочел сегодняшний: “Шансов нет никаких. Не упусти же момент”. Сказал Артур Шопенгауэр. Это был сборник самых что ни на есть депрессивных высказываний. Вам предлагались афоризмы Чорана и массы других пессимистов [25] . Мне страшно понравилась эта идея, куда более оригинальная, чем подборки набивших оскомину изречений о жизни. Ничто так не вгоняет в тоску, как жизнеутверждающие мысли. Есть свой юмор в том, чтобы получать, что ни утро, по мрачной цитате, живописующей, до чего же все плохо.
Это так трогательно, когда двое впервые съезжаются вместе. Я снова окунулся в наши с Элизой первые месяцы. Через детей мы заново проживаем то, что уже пережили когда-то. И я вздрогнул при мысли, что моя дочь вступает сейчас в ту пору, которая виделась мне одним из самых прекрасных воспоминаний: в пору, когда молодая пара начинает жить своим хозяйством. И вот, пожалуйста, оба сидят улыбаются мне, нимало не раздраженные моим вторжением. Мишель, казалось, совсем не держал на меня зла, хотя я столько раз выказывал ему пренебрежение. От этого мне было еще неудобней. Я так много думал о нашей встрече. Придумывал вопросы, которые ему задам. Избранник моей дочери должен быть безупречен. Я хотел разузнать о его прошлых увлечениях, о его любимых фильмах и книгах (по-моему, вкусы многое говорят о человеке), о его отношениях с семьей. Как классический папаша-зануда. Но потом понял, что это нелепо. Лучше просто помолчать и посидеть всем вместе за столом.
После кофе мы встали, и они показали мне свою квартирку. Мы бродили в потемках, сонно позевывая. Ни дать ни взять семейка сомнамбул. Я не хотел им больше надоедать. На прощание пожал Мишелю руку. А он сказал: “Спасибо, что пришли”. Какая вежливость! Я выдернул его из постели. Завтра на работе он будет еле ноги таскать, и все-таки он меня благодарил. Не знаю, до чего бы мы с ним договорились, но мне всегда казалось, что труднее всего в отношениях с человеком дается не разговор, а молчание. А это уже пройденный этап. Мишель оставил нас с дочерью наедине. Я обнял ее и попросил прощения за то, что вел себя по-свински. Она сделала вид, что не слышит. Уже на лестничной клетке я добавил:
– Ты не против, если я возьму нам с тобой билеты в Нью-Йорк? Хочу сделать твоему братцу сюрприз.
– Отличная мысль. Он будет в восторге.
И снова я очутился в ночи. А выйдя из машины, решил прогуляться по городу. Вставало солнце, а с ним и люди. Сто лет не наблюдал за пробуждением Парижа. Судя по всему, он недурно выспался и был полон бодрости. Я подождал, пока откроют кафе неподалеку от моих “Пирамид”, и устроился на террасе.
Я жил в гостинице класса “две звезды” – причем вторая явно далась со скрипом, – и будущее мое оставалось смутным. Спина продолжала своенравничать, и я не мог отделаться от мрачных подозрений. Я порывался снова сделать МРТ, предчувствуя, что уж на этот раз врачи точно найдут гложущую меня опухоль. Потом унимался. Перебирал все, чем на данный момент располагал, стараясь быть логичным. Меня навели на мысль, что причиной всему – психологический зажим. Мать сказала (в кои-то веки она изрекла что-то дельное): “ Ты слишком многое носишь в себе. Взял бы обошел всех, с кем у тебя что-то не так, да и уладил все”. Она была права. Наверняка причина моей нынешней боли – множество узлов, так и оставшихся неразвязанными. Конечно, ядром моей жизни были жена, дети, родители, работа. Но может, я упустил из виду множество мелких неурядиц, приключавшихся на протяжении всей моей жизни. Нужно составить перечень всех размолвок, которые у меня когда-либо выходили, всего того, что меня в свое время задело, разочаровало, что оставило неприметный саднящий след. И сосредоточиться в первую очередь на каких-то незначительных вещах. Возможно, загвоздка в сущей безделице.
Итак, я порылся в памяти и вспомнил множество таких мелочей. Мне бывало обидно и стыдно из-за того, что…
Меня незаслуженно обвинили в краже книги из перпиньянской медиатеки.
Софи Кастело не позвала меня на день рождения, когда ей исполнялось восемь лет.
В пятом классе мне несправедливо вкатили пару по английскому, потому что я потерял листок с контрольной работой.
Убили Джона Леннона (я ужасно горевал – ведь теперь не услышать того, что он мог бы сочинить после 1980-го).
Меня жутко обкорнали в парикмахерской в 1995-м.
Я никогда не мог отважиться обругать фильм, который все хвалят.
Я незаслуженно вылетел из второго тура турнира по настольному теннису в отеле “Эльдорадо” в Турции в 1984-м.
Я заплатил и не пикнул, когда автомеханик выставил мне совершенно космический счет.
Мой первый питомец хомячок Альбер долго мучился и издох у меня на глазах в 1979-м.
Я снял с детского велосипеда маленькие колесики, и в этот же день мой сынишка пребольно шлепнулся.
Я помял на стоянке чужую машину и смылся, не оставив записки.
Я не смог достать билет на концерт Майлза Дэвиса в Ла-Виллет 10 июля 1991 года.