В окне верхнего этажа появилась женщина. Она смотрела на автомобиль, стоящий на подъездной дорожке, на ее лице читалась тревога. Джекки! Располневшая, степенная матрона в ореоле поседевших волос. Приподняв окно на несколько дюймов, Джекки крикнула:
— Ноэль! Роберт! А ну, марш в дом! Вы там замерзнете до смерти в такую погоду! — Она с грохотом опустила оконную раму, но тут же вновь открыла ее, сообщив: — Кофе готов.
Стоявшую у калитки Лизу Джекки не заметила: покрытая снегом, она превратилась в часть окружающего ландшафта. Через несколько секунд Джекки появилась в той комнате, где все еще кружились в танце девочки, и они втроем вышли оттуда. Мальчики вылезли из-под машины и побежали к дому. Сейчас, скорее всего, они соберутся в кухне и усядутся за большим деревянным столом с поцарапанной столешницей, будут пить кофе, подшучивая друг над другом. Любящая, заботливая семья.
Лиза словно приросла к месту, не в силах пошевелиться. На нее вдруг обрушилось сокрушительное осознание того, что она отдала бы все на свете, все, до последнего цента, только бы иметь такого мужа, как Лоуренс, и таких вот детей. Это было все, чего она хотела от жизни, все, о чем мечтала. Лиза испытала приступ черной зависти к Джекки, у которой было все, тогда как у нее — ничего, кроме дома, полного неудачников, и жалкой пародии на семью, которая ничего не значила ни для нее, ни для остальных. У нее отняли даже Сабину, ее последний шанс обзавестись ребенком.
Еще никогда в жизни Лиза не чувствовала себя такой одинокой. Какая-то часть ее стремилась уйти от жгучего холода, постучать в дверь и позволить встретить себя с распростертыми объятиями, расцеловать, накормить и обогреть, а другая знала, что от этого станет только хуже — она будет чувствовать себя чужой на этом празднике простых человеческих радостей.
Вернувшись к ожидающему такси, Лиза сказала водителю:
— Отвезите меня обратно на вокзал, пожалуйста. Очевидно, я все-таки ошиблась адресом.
Возвращение в Лондон в практически пустом вагоне обернулось для Лизы настоящим кошмаром. Она буквально окоченела; ей казалось, что кровь застыла у нее в жилах, но потрогав щеки, Лиза убедилась, что они горят, как в огне. Контролер с тревогой взглянул на нее.
— С вами все в порядке, мисс?
— У меня все хорошо, — лязгая зубами, ответила она.
После его ухода Лиза почувствовала, как по ее щекам текут слезы, хотя и не могла понять, отчего плачет. Небо стало таким черным, каким бывает только ночью. Разыгралась настоящая метель, и сильный ветер швырял комья снега в вагонные стекла. Внезапно за окном появилась мама в розовой пижаме. Она летела рядом с поездом, с мольбой протягивая к ней руки. Лиза закричала и попробовала открыть окно, чтобы втащить маму внутрь и спасти от холода, но оно было закрыто наглухо.
Внезапно нахлынула тошнота, и Лиза упала обратно на сиденье. Любое движение требовало чрезмерных усилий. Сидеть прямо — и то было невыносимо тяжело. Лиза попыталась выпрямиться, но тщетно. Медленно, не имея больше сил сопротивляться, она повалилась набок.
* * *
Потом ей скажут, что ее, без сознания и в бреду, обнаружил контролер, когда поезд прибыл в Лондон.
«Где я?»
Комната была пуста. Лиза лежала в постели. Через открытую дверь доносились громкие веселые голоса и смех. Она огляделась по сторонам; высокие стены, выкрашенные в зеленый цвет, белые занавески, мягкое кресло, маленький столик, на котором в выщербленной вазе стояли розовые гвоздики, и еще несколько букетов на подоконнике. Ее сумочка лежала на комоде рядом с кроватью, по соседству с металлической выключенной лампой. Это явно была не гостиница. Лиза не помнила в точности, но была уверена, что гостиничный номер выглядел гораздо роскошнее этой комнаты.
— Ага, наконец-то вы очнулись! — В комнату вошел молодой человек в белом халате.
— Где я?
— В больнице Святой Бригитты. — Он подошел к ней и со вздохом облегчения присел на краешек кровати. Несмотря на ободряющие слова, в его глазах светилась усталость. — Как вы себя чувствуете?
— Не знаю. — Тело Лизы было словно ватное. — Я чувствую себя так, словно кто-то открыл кран и выкачал из меня все силы. Что со мной? — Она смутно помнила, как потеряла сознание в поезде.
— У вас пневмония. Случай достаточно серьезный. Не будь вы такой крепкой от природы, вы запросто могли бы умереть. — Молодой человек пощупал пульс. — Да, вы определенно живы.
— Вы уверены?
Он улыбнулся.
— Абсолютно. Ага, а вот и сестра Роландс.
В комнату с величественным видом прошествовала высокая полная женщина в накрахмаленном и отутюженном белом халате, распространяя вокруг себя несомненную ауру власти.
— Наша звездная пациентка вернулась в мир живых, сестра.
— Давно пора, — прогудела медсестра. — Что ж, доктор, вы можете продолжить обход. Я займусь этой больной.
Врач послушно направился к двери.
— Утром я загляну к вам еще раз, — пообещал он Лизе.
— А почему я — ваша звездная пациентка? — поинтересовалась она, когда врач ушел.
Сестра Роландс коротко рассмеялась, разглаживая покрывало на постели в том месте, где сидел доктор.
— Надеюсь, это не признак того, что вы потеряли память. Лиза Анжелис, знаменитая киноактриса, лежит в палате клиники Государственной службы здравоохранения вместе с простыми смертными! Спешу добавить, что я никогда не слышала о вас, но санитарки уверяют меня, будто вы пользуетесь определенной популярностью.
— Откуда вы узнали, кто я такая?
— Мы просмотрели содержимое вашей сумочки, разумеется — иначе как бы мы могли отыскать ваших родственников? Мы нашли там счет за проживание в отеле «Коломбина». Там нам подтвердили, что вы останавливались у них, но жили под вымышленным именем — О’Брайен, кажется.
— Это мое настоящее имя, а Анжелис — вымышленное, — запротестовала Лиза. — Когда я регистрировалась в отеле, то чувствовала себя настолько скверно, что, должно быть, машинально воспользовалась им.
Сестра Роландс отмела ее возражения истинно королевским жестом.
— Это не имеет значения. Мы также нашли отправленное авиапочтой письмо, на котором был указан ливерпульский адрес отправителя, и оказалось, что это — ваша сестра. Миссис Кларк названивала сюда каждый день и просила передать вам, что сразу же после похорон она вас навестит. Иными словами, она будет здесь завтра. Так что вы пришли в себя как нельзя кстати.
— О боже!
— Никаких «О боже!» в моей палате, — сурово отрезала медсестра. — Радуйтесь, что у вас есть семья, которая беспокоится о вас, — только взгляните, они же завалили вас цветами! — Она показала на подоконник. — Да, кстати, мы отправили телеграмму и на ваш адрес в Лос-Анджелесе. Мы бы непременно позвонили, но американский оператор сказал, что ваш номер не значится в телефонном справочнике.