Она, в отличие от мужа, раздобрела и похорошела. Платья себе заказывала из Парижа, по новой моде. А с докторами торговалась, как на рынке. Федот Петрович посмеивался над ней, подшучивал. Вечерами он запирался с племянником в кабинете, и они шушукались над пергаментом, приобретенным у Брасова. Однажды Николя поделился с дядей своим прозрением насчет Франчески. И покаялся:
– Выходит, я руку приложил к ее гибели, дядюшка. Не дай я ей тогда денег на дорогу, она бы осталась жива.
– Ты на себя лишнего-то не бери. Неизвестно ведь, что с нею случилось. И твоей вины в том точно нет! Экое диво, чтобы целый поезд с людьми исчез в железнодорожном туннеле! И до нас слухи докатились, но никто в это не верит. Не может такого быть! Не иначе, как сам дьявол шутку сыграл.
Гридин тыкал пальцем в рукопись и повторял:
– Это про нее написано, клянусь! Я читаю и просто вижу Франческу, которая своей невероятной красотой поразила монашков! Они ее не зря искусительницей назвали… потому что… потому…
Он не находил слов выразить свои мысли, запинался и нервничал.
– Бог с тобой! Что за фантазии? – отмахнулся дядя. – Видать, совсем тебя любовь попутала. Разум затмила! Подумай, разве может поезд оказаться у стен средневековой обители? Да еще с полюбовницей Брасова! Она-то как туда попала?
Гридин объяснял, плакал и снова пускался в объяснения. Федот Петрович сначала спорил, потом выпил водки и начал согласно кивать, поддакивать. Племянник настаивал, что рукопись и пропажа поезда связаны. А еще обратил внимание дядюшки на одну деталь.
– Вот в чем закавыка! – твердил он и показывал нарисованный полумесяц.
Они уснули прямо в кабинете. Федот Петрович на диване, укрывшись пледом. А Николушка там, где и сидел, в кресле. Он уступил уговорам дядюшки и тоже хлебнул водки, не закусывая. Изрядная доза спиртного свалила его.
Наутро племянника едва добудились. Дядя взялся опохмеляться, а Николушку тетка отпаивала травами и бранила мужа:
– Дурень старый! Чуть не убил парня проклятой водкой. Не смей его спаивать! Он и так хворый. Худой, бледный, в чем только душа держится.
К обеду Николя очухался и спросил о Брасове.
– Как Жорж? Что с ним? Женился?
– Какое там! Маменька его всех невест разогнала. Ищет для сына принцессу, не иначе. Одно утешение, его в чине повысили. Пьет твой лейтенант Брасов, как сапожник, – сообщил дядя, который с виноватым видом сидел у постели больного.
– Видать, Франческу забыть не может…
– Ты недалеко от него ушел. Высох весь! Боюсь, не одна чахотка тебя гложет.
– Наверное, я не умер в санатории лишь потому, что надеялся встретить Франческу. И встретил! Теперь меня больше ничто здесь не держит. Я готов предстать перед Всевышним.
– Ишь ты! Готов он! – разозлился дядя. – А кому я свои капиталы оставлю?
– Найдется кому.
– Для кого я все это зарабатывал, пота и крови не жалеючи? Для прохвоста какого-нибудь? Если хочешь знать, я на тебя рассчитывал, Николушка! Не подведи меня.
– Этого я вам не обещаю. Болен я.
Из глаз дяди выкатились пьяные слезинки и застряли в бороде. Гридин только сейчас заметил, как тот сдал. Сгорбился, поседел, под глазами темные мешки.
– Не известно, кто из нас дольше протянет…
– Что вы, дядюшка? Полноте! Вы еще ого-го!
– Не ври, не люблю. Я завещание написал, все имущество тебе достанется. Гляди, не профукай гридинские капиталы. Большим человеком станешь. Я к пророчице ездил, в Демьянову пустынь. Она велела тебе бояться собственного гнева. Ежели с гневом совладаешь, избежишь греха и будешь жить долго.
В гадание Николя не поверил, но вопреки прогнозам врачей, сырой петербургский климат не только не усугубил течение его болезни, а как будто пошел на пользу. Зато Федот Петрович быстро таял и к Рождеству тихо скончался.
Единственный племянник стал богатым наследником. Первое, что он сделал, вступив в свои права, – нанял человека, которого обязал изучать старинные документы и штудировать прессу на предмет загадочных поездов. Денег Гридин не жалел, и вскоре ему на стол легло свидетельство дежурного с Марсельской железнодорожной ветки, датированное 1891 годом.
Дежурный сообщил, что внезапно услышал шум приближающегося поезда, выскочил из будки и пришел в ужас. Паровоз с тремя вагонами несся на всех парах прямо на красный свет и закрытый шлагбаум. Дежурный ожидал крушения, но поезд каким-то чудом пролетел шлагбаум, не повредив его. Начальство сочло, что служащий выпил лишнего и поезд привиделся ему по пьяни…
* * *
Площадь кишела туристами, но ни женщин, ни Белой Шляпы не было видно.
– Черт! Где они? – растерялся Ренат.
Задумавшись о Гридине, он увлекся и забыл, зачем здесь находится. Похоже, беседа с Терезой Саджино закончилась, и дамы разошлись. Но почему Лариса не дала об этом знать? Он сунул руку в карман за сотовым и выругался. Телефон остался в номере.
Ренат попытался успокоиться. Он прислонился к стволу дерева, у которого стояли женщины, закрыл глаза и сосредоточился. Сквозь солнечный дым проступил образ Ларисы и ее спутниц. Они сидели в кафе и угощались мороженым.
Ренат, проклиная свою забывчивость, отправился за ними. Белая Шляпа, словно опознавательный знак, развалился за столиком на террасе и «читал» газету. Было в нем что-то нарочитое, неестественное.
Лариса улыбалась, Ольга была не духе, а Тереза сильно волновалась. Дамы продолжали что-то обсуждать. Потом Тереза и Ольга встали, попрощались и вышли на улицу. Белая Шляпа решал трудную задачку: оставаться в кафе или сопровождать сеньору Саджино с ее спутницей.
Ренат попробовал сделать ему мысленное внушение, как учил Вернер. Удалось ли это, или же соглядатай сам определился, но тот встал, рассчитался за кофе и зашагал следом за Терезой и ее служанкой.
– Ты меня напугала! – выпалил Ренат, опускаясь на стул напротив Ларисы.
Она вздрогнула и уставилась на него из-под темных очков.
– А ты – меня! Нельзя так подкрадываться.
– За вами следил Белая Шляпа. Сначала он торчал в храме вместе со мной, но вскоре решил, что вы представляете больший интерес.
В креманке таяло мороженое, в стакане с виноградным соком плавала пчела.
– Бедная, – сказала Лариса и протянула труженице улья трубочку для коктейлей. – Ты же утонешь, глупышка! Хватайся и вылезай. Почти как Франческа, – добавила она, поднимая глаза на Рената. – Захотелось полакомиться сладеньким, а крылышки-то намокли, не взлететь.
– Сладенькое тоже убивает, – усмехнулся он.
Пчела скользила по трубочке, не в силах вскарабкаться вверх. Лариса с сожалением наблюдала за ней.