Пойдем, Миа, пойдем.
Да.
Но ведь должна же ты попробовать?
Нет.
Пойдем, Миа, пойдем.
На мгновение Миа пришла в себя и заметила, как окоченела, все тело дрожало. Она плотнее укуталась в одеяло и протянула худую белую руку к одной из коробочек с таблетками. Попыталась прочесть, что на ней написано, но ничего не было видно. Она не включила свет. Она даже не была уверена, что оплатила счет за электричество.
Миа встала, чтобы что-нибудь выпить. Какая она была молодец, убрала все бутылки в попытке жить, быть здоровой и правильной, спрятала их в глубине корзины с грязным бельем в ванной.
Я не пью.
Я просто спрятала бутылки под грязной одеждой, которую нужно постирать, в стиральной машине, которую я даже не подключила, в ванной, в квартире, в районе, в городе, в мире, частью которых мне совсем не хочется быть.
Вдруг она заметила свое собственное лицо в зеркале ванной и вспомнила, как выглядела несколько месяцев назад, в доме там, на берегу Трёнделага.
Миа Лунный Свет.
Индианка со сверкающими голубыми глазами. Длинными черными волосами, волнами струящимися по худым белым плечам. Шрам у левого глаза. Трехсантиметровый след, который никогда не исчезнет. Татуировка в виде маленькой бабочки прямо около резинки трусов на бедре, сделанная в ту ночь юношеского идиотизма в Праге. Она погладила маленький посеребренный браслет на правом запястье. Им обеим подарили такой на конфирмацию, ей и Сигрид. Детский браслетик – сердечко, якорь и буква. «М» – для Мии, «С» – для Сигрид. В тот вечер, когда праздник закончился и гости ушли, они сидели в своей детской комнате наверху в Осгордстранде, Сигрид вдруг предложила обменяться.
Давай ты возьмешь мой, а я твой?
С тех пор Миа не снимала этот браслет.
Миа Лунный Свет.
Так ее называла бабушка.
Ты совершенно особенная, знаешь об этом? Другие дети тоже хорошие, но ты знаешь все, Миа, не правда ли? Ты видишь то, чего другие дети не замечают.
Бабушка, которая на самом деле и не была ее бабушкой, приняла ее как родную. Сигрид и Миа. Миа и Сигрид. Две прекрасные девочки, удочеренные пожилой парой, Евой и Кюрре Крюгер, потому что родившая их молодая девушка решила отказаться от них.
Мама. Папа. Бабушка. Сигрид.
Четыре могилы на одном кладбище, не хватало только ее. Миа просунула руку в корзину с грязным бельем, достала бутылку и трясущимися руками донесла ее и поставила у одеяла на пол перед кучей таблеток.
Ходить к психологу?
Идите к чертовой матери.
Она ведь попыталась, разве нет?
Маттиас Ванг. С тоненькими усиками, в лучшем районе западного Осло, добрый и милый, умный и способный, образованный по всем правилам, и несмотря на все это, он не понимал абсолютно ничего.
Знаете, что я думаю, Миа?
Миа открутила крышку бутылки.
Не знаю.
И приложилась к бутылке.
Мне кажется, причина вашей болезни – ваша работа.
Она почувствовала, как тепло растекается по горлу.
Что вы имеете в виду?
Почти как в том сне. Сигрид на поле.
Нет, я точно не знаю, но в вас есть что-то, чего нет в других полицейских.
Миа сделала еще глоток, тепло потекло по всему телу.
Что же?
Не имело никакого значения, что на Мии сейчас не было одежды.
Вы слишком сильно переживаете. Мне кажется, это высасывает из вас жизненные соки.
Миа закуталась в одеяло. Стало спокойно и хорошо, это друг, который поможет ей сделать то, что она собирается.
Что же это, Маттиас?
Пять пузырьков с белыми таблетками.
Это зло. Все, через что вам приходится проходить. Все, что вы видите. Все, что трогаете. Для других это просто работа. А для вас, я не знаю… как будто вы переживаете это сама, будто с вами случаются эти ужасные вещи, не слишком ли драматично я выразился, как думаете?
Миа снова поднесла бутылку к губам.
Я думаю, вы ошибаетесь.
Можно открыть целых пять пузырьков.
Да, конечно, у нас было не так много сеансов, я совершенно не могу сказать, что знаю вас или вообще знаю что-либо, это просто мое… да, как бы точнее выразиться… непосредственное ощущение, чувство по поводу вас.
На этот раз Миа надолго приложилась к бутылке.
Поговорим об этом подробнее на следующей неделе?
Нет.
Думаю, мы сможем разобраться в этом, вам так не кажется, Миа?
Нет.
Миа поставила бутылку и спокойно погладила маленький серебряный браслет на запястье.
Нет.
Мне так не кажется.
И начала осторожно откручивать крышки на пузырьках с таблетками на холодном линолеуме.
Холгер Мунк чувствовал раздражение, сидя за рулем черного «Ауди» на пути в Бишлетт. Он остановился на красный на Уллеволсвейен и стал рассматривать улыбающуюся молодую пару с коляской, переходящую дорогу на светофоре перед ним. Закурив, он слегка покачал головой. Как он вообще оказался в такой ситуации? Ведь не так давно у него было все, что можно пожелать. Марианне и он. С Мириам в коляске. Почему это не выходило из головы? Они женятся? У него есть дела поважнее, над которыми надо думать. Семнадцатилетняя девочка. Убита и брошена голой в лесу. На постели из перьев. С цветком во рту. А он заискивал перед Миккельсоном, наверное, это раздражало больше всего. Он понял, что нужно сделать, сразу же, как вошел в белый шатер в лесу и увидел лежащую там девочку. Ему нужно снова вернуть Мию Крюгер. У него превосходная команда, это верно, лучшие следователи, но никто не сравнится с ней.
Из задумчивости его вывели сигналы машины сзади. Светофор переключился на зеленый, а молодая пара ушла. Мунк переключил передачу и свернул к стадиону Бишлетт. Пожениться? Почему это так необходимо?
Он только успел припарковаться и собирался выйти из машины, когда зазвонил телефон.
– Мунк, слушаю.
– Это Людвиг.
– Да?
– Думаю, мы опознали ее.
– Уже?
– Думаю, да.
Мунк поручил Людвигу Грёнли и новой ассистентке Ильве проверить списки пропавших.
– Превосходно, Людвиг. Кто она?
– Нам еще нужно подтверждение, но я почти уверен, что это она. Ее звали Камилла Грин. Заявили о пропаже три месяца назад, описание соответствует, рост, цвет глаз, татуировка, но да, есть одна странность.