– Хорошо, – сказал Ким. Он словно хотел было сказать что-то еще, но не стал. – Увидимся завтра.
– Увидимся в девять, – сказала Миа и нажала на красную кнопку. Отложила телефон, зашла в душ и стояла под ним, прислонив голову к плитке, пока не кончилась горячая вода.
Хелене Эриксен выключила зажигание, вышла из своей машины и закурила. Застегнув молнию пуховика доверху, она почувствовала, что делает то, чего делать не следует. Встречаться на пустынной дороге, втайне, так поздно вечером? Она глубоко затянулась, и красный пепел осветил ее пальцы. Заметила, что дрожит. От холода, наверное, октябрь внезапно принес с собой тьму, обычно принадлежащую ноябрю или декабрю, но она понимала, что, конечно, не только поэтому. Она втянула руки в рукава куртки и стала высматривать на пустынной дороге фары, которые вот-вот должны показаться.
– Покажи.
Язык наружу.
– Хорошая девочка. Следующий.
Больше тридцати лет прошло, но все равно как будто не отпускало. Она все еще просыпалась посреди ночи, на мокрой от пота простыне, от одного и того же сна, боясь того, где он был, боясь того, что теперь будет. Страх получить наказание, если она сделает что-нибудь не так. Скажет что-нибудь не так. Будет думать не так, как тетушки. Тогда ей было семь, теперь за сорок, и все это по-прежнему сидело в ней, и она почувствовала, что ненавидит это.
– Это не твоя вина.
Это было первое, что сказал он, психолог. Ей было одиннадцать лет, может быть, двенадцать, она точно не помнила, только то, что в его офисе странно пахло, и ей было тяжело раскрыть рот.
– Это не твоя вина, Хелене. Я хочу, чтобы ты начала с этого. Думать вот так: «Это не твоя вина». Сможешь сделать это для меня? Сможешь начать с этого?
Хелене Эриксен присела на капот, подогнув ноги под себя, вглядываясь в темноту окружающей местности. Тени деревьев, похожие на живые существа, шепчущие полумертвые люди, и она почувствовала, что ей все еще страшно оставаться одной. Выбросив недокуренную сигарету, она села обратно за руль машины. Внутри безопаснее. Вставив ключ в зажигание, она повернула его на один оборот, чтобы заработала печка и радио.
– Покажи.
Язык наружу.
– Хорошая девочка. Следующий.
Она понажимала на кнопки и нашла любимую радиостанцию, чтобы отвлечься от этих мыслей. Прибавив громкость, она стала барабанить пальцами по рулю, высматривая через лобовое стекло фары, которые вот-вот должны были показаться.
– Как ты думаешь, у тебя получится, Хелене?
Светлые волосы. Ходить в одной и той же одежде. Всегда одно и то же, день за днем. Школа, йога, уборка, уроки, таблетки, школа, йога, уборка, уроки, таблетки. Тридцать лет назад. Сколько еще это будет в ней сидеть?
– Понимаю, что это трудно, но я здесь, чтобы помочь тебе.
Хелене Эриксен вытащила пачку сигарет из кармана и закурила, хотя ей вообще-то не хотелось курить, открыла дверь машины, чтобы не сидеть в дыму, но быстро ее закрыла – слишком холодно. Зима в октябре? Как будто кто-то свыше решил наказать их.
– Как ты думаешь, Хелене?
Двенадцатилетняя девочка в Осло, сидит на стуле перед незнакомым мужчиной с усами.
– Это не твоя вина, ты понимаешь, Хелене?
Хелене затянулась сигаретой и сделала радио еще погромче, ей нравилось, как музыка заполняет машину, заставляя ее думать о других вещах.
Имущество несостоятельного должника. Продается садоводство.
Ей уже двадцать два, и она сделала то, что должна была. Закончить школу. Получить образование. Стать кем-то.
Хурумланне, 2,8 гектара. Четыре оранжереи. В хорошем состоянии, но нужен небольшой ремонт.
Автобус. На месте. Имущество несостоятельного должника. Садоводство. И она так хорошо это почувствовала, потом, чего действительно хотела в этой жизни.
Помогать другим.
Хелене выключила радио, взглянула на часы и вышла из машины. Подумала, не выкурить ли еще сигарету, но решила, что в этом нет никакого смысла, поэтому стала просто вглядываться в темноту, убрав руки в карманы пуховика.
– Так как ты думаешь, Хелене?
Она передумала и все-таки закурила, смотря на дорогу в поисках огней, которые скоро должны появиться.
Больше тридцати лет прошло? Должно же уже наконец отпустить?
Хелене Эриксен еще раз затянулась, когда огни, которые она ждала, вдруг показались и подъехал белый фургон, остановившись прямо перед ней.
– Привет, что случилось? – спросило лицо из окна.
– Ты ведь, наверное, слышал? – сказала Хелене.
– Что слышал? – сказал мужчина за стеклом.
– Ты шутишь, – сказала Хелене, подойдя к мужчине в окне.
Она увидела, что он подумал прежде, чем ответить.
– Это не имеет ко мне никакого отношения.
Хелене почувствовала, что очень хочет ему поверить. Она бы все на свете отдала за это чувство, поверить ему, но не получалось.
Ее брат.
На нем не было одежды.
Он был абсолютно голый, а все его тело покрыто… перьями?
– Они спрашивают, – сказала она, плотнее завернувшись в куртку.
– Спрашивают о чем?
– Обо всех, обо всем.
– Господи, Хелене, ты думала, что это я?
– Но ты ведь был там, разве нет? В своем доме? Все лето? Ты не был дома, правда? Я должна была, ну, ты понимаешь. Спросить. Я так люблю тебя.
Ее брат улыбнулся, высунув руку из окна машины.
– Я тоже тебя люблю, Хелене, но, боже мой! Посреди пустынного поля, посреди ночи? Это было необязательно.
Она почувствовала себя глупо. Еще плотнее укуталась в куртку, когда ее брат улыбнулся и погладил ее по руке через окно.
– Нет, но, я просто… ну, ты знаешь, перья и все такое?
– Я покончил с этим давным-давно. Поезжай домой и ложись спать, хорошо?
Хелене Эриксен ощутила теплую руку на своей еще раз перед тем, как он поднял стекло.
И вот он уже исчез, так же быстро, как появился.
По виду Мунка казалось, что он выспался, когда он стоял перед экраном в переговорной в ожидании, пока все рассядутся. Габриэль Мёрк чувствовал себя нехорошо. В первый раз с начала этого дела он всерьез подумывал остаться дома. Взять выходной, просто чтобы отвлечься от всего этого. То видео совсем выбило его из колеи, он чувствовал себя плохо, может быть заболевает? Его девушка беременна, на седьмом месяце, провести весь день вместе с ней было бы здорово. Может быть, побродить по городу вместе? Купить какие-нибудь вещи для ребенка, который скоро родится?