Мунк стоял, закрыв глаза, пока боль не начала медленно отступать, и сделал еще затяжку, когда Миа вышла из огромной двери роскошного здания. Частная больница для богатых, некоторые из которых, очевидно, считают, что есть мир после нашего и что они могут сочинять какие угодно истории только ради того, чтобы встретить своего мифического создателя.

– Ты в порядке? – спросила Миа, плотней закутываясь в куртку.

– Что? Да, да, – сказал Мунк.

У Мии на лице играла улыбка, и она с трудом спокойно стояла.

– И?

– Что «и»? – пробубнил Мунк.

– Он говорит правду?

– А ты как считаешь? – спросил Мунк, посмотрев на нее, хотя он мог и не спрашивать.

Очевидно, что она, в отличие от Мунка, была вполне уверена, что только что услышанные истории – правда.

Миа надвинула шапку на уши и взволнованно посмотрела на него.

– Все нормально или как?

– Что? Да, конечно, – кивнул тучный следователь и выбросил сигарету в урну.

Немного отлегло. Гвоздь в виске. Он достал новую сигарету и закурил, отмахнувшись от своих мыслей. Грузовик по встречке. Взгляд Аннете Голи в коридоре прошлым вечером.

– Чего мы ждем?

– Так ты ему веришь?

– А с чего нам ему не верить?

– Не хочу показаться адвокатом дьявола, – вздохнул Мунк, – но тебе это не кажется притянутым за уши?

– Блин, Холгер, теперь ты будешь отрицать все? Обычно это моя работа?

Мунк опять затянулся и улыбнулся ей.

– В начале семидесятых к священнику приходит пара и хочет пожениться. Но они не могут это сделать потому, что у нее дети, а он наследник империи судовладельца, и отец не хочет, чтобы в семью попала нечистая кровь.

– Да, – кивнула Миа.

– И они отправляют детей в Австралию?

– Да.

– Ты серьезно, Миа? А потом мать погибает в мистической автокатастрофе? А священнику платят, чтобы он помалкивал? А через несколько лет детей забирают обратно, и этот миллионер…

– Миллиардер, – сказала Миа. – Карл-Сигвард Симонсен.

– Ладно, – вздохнул Мунк. – Этот миллиардер дает им денег за боль и страдания? Она покупает место, где сможет помогать другим детям, у кого были трудности, как и у нее? Он покупает супермаркет? Да ладно, брось, Миа!

– А почему нет?

– Это новый Фюглесанг.

– Нет, черт, нет, Холгер.

– Ты вообще видела его? Человек почти ушел из этого мира! Уже давным-давно съехал с катушек! Нет, оставим это. Будем продолжать с тем, что имеем.

– И что мы имеем? – спросила Миа.

Он видел, что она злилась на него.

– Парик, – ответил Мунк. – Этот хакер, Сканк. Я не согласен с Аннете. Думаю, мы все еще можем вытрясти из него что-нибудь. Видео. Оно ведь должно было откуда-то появиться. Татуировка. Защитники животных. Это ложный след, Миа, разве ты не понимаешь?

– Я видела его, – сказала Миа, строго посмотрев на Мунка.

– Кого?

– Брата.

– Да, но…

– Я видела его. Там, у Джима Фюглесанга.

– Велосипедный шлем?

Миа кивнула.

– Разве он не лежит, накачанный лекарствами, в Дикемарке?

– Да, но я была в его доме.

– Когда?

– Это не имеет значения, – раздраженно сказала Миа. – Но он был там.

– Кто?

Мунк выбросил окурок в урну и уже собирался закурить снова, когда дверь открылась и показалась голова Карри.

– Он опять проснулся. Болтает без умолку, думаю, вам стоит послушать.

Мунк посмотрел на Мию.

– Нет, я думаю, на этом мы сдаемся, – сказал Мунк.

– Черт возьми, да пойдем же! – воскликнула Миа в отчаянии.

– Нет, – сказал Мунк, опять достав пачку сигарет. – Будем исходить из того, что имеем. Общий бриф сегодня в шесть. Это все бред.

– Пойдем же, – сказал Карри, стоявший в дверях. – Вы должны это услышать.

– Нет, – сказал Мунк, доставая ключи от машины из кармана.

– Он говорит, что брат любил одеваться совой, – сказал бульдог на лестнице.

Мунк остановился и увидел, как Миа на него смотрит.

– Сами подумайте, перья на теле, – какого черта ему такое говорить, если все это просто бред?

– Холгер? – сказала Миа.

Мунк посмотрел на нее, убрал ключи обратно и быстро пошел вслед за ней по длинной лестнице.

65

Изабелла Юнг радовалась, что надела теплый свитер, потому что на улице за укрытием было холодно. Еще она натянула чулки под платье, может, и не очень красиво, но ведь осень внезапно превратилась в зиму, не могла же она выглядеть совсем обледеневшей.

В четыре часа за укрытием.

Но уже пять, а он все еще не пришел. Она спрятала руки в рукава шерстяного свитера и пожалела, что не взяла шапку. Обычно она не переживала о таких вещах, как прическа, но сегодня это казалось важным, поэтому она оставила шапку в комнате.

Опаздывает на час.

Мало приятного. Не так должен поступать джентльмен. Она подумала о папе, чтобы скоротать время. Она не так давно получила от него мейл. Он был на юге. С какими-то друзьями. В мейле об этом, конечно, ничего не говорилось, но она-то знает, что это за поездка. Они там пьют, иногда они так делали, он с друзьями, покупали билеты в Испанию, когда кто-нибудь из них получил пособие или, например, выиграл ставку на лошадь, и они были там, пока не закончатся деньги. Там дешевле пить. Билет быстро окупался, всего за пару недель. Это она выучила еще в детстве.

В те короткие периоды, когда он позволял ей жить с ним в Фредрикстаде, она часто слышала их разговоры через стену. Они не сильно шумели, просто сидели и пили, иногда музицировали, иногда играли в карты. Бывало, что она слышала, как стаканы бились об пол или кто-то падал в коридоре по пути в туалет, но ей они никогда не мешали. С этим он был очень внимателен. Тот, кто войдет в комнату Изабеллы, больше никогда не придет в этот дом. По утрам она обычно убиралась, если никто не лежал на диване или на полу в гостиной, тогда она старалась оставаться в своей комнате или выходить на улицу побродить немного в окрестностях. Но если в квартире никого не было, она убиралась, хотела навести красоту к тому времени, как папа проснется. Джентльменом быть важно. Они много говорили об этом за стеной. Открывать двери перед дамами. Быть вежливым. Быть пунктуальным. И все в таком духе.

А этот не особенно пунктуален.

Когда пробило семь часов, он не выдержала. Просто-напросто слишком холодно. Уши покраснели, пальцы почти не шевелились. Она даже немного разозлилась. Зачем он написал, что хочет встретиться с ней тайно? А потом не пришел? Она ведь знала, что он в садоводстве. Она же видела его.