Она кивнула, едва удерживаясь на краю сознания.
– Повторите еще раз. Я не могу поверить… Он заболел, так вы сказали?
– Да, миледи. Поздно вечером, когда мы вернулись с охоты. После обильного ужина… В тот день мы все хорошо поели, особенно милорд. Подавали миног, его любимое блюдо. Должно быть, королю попалась испорченная рыбина, потому что к ночи у него началась рвота и лихорадка. Его лекарь сказал, что от миног ему всегда бывало плохо…
– От них у него отрыжка, – отозвалась Аделиза. – Но ничего серьезнее несварения не случалось.
– Его состояние ухудшалось, и потом стало понятно, что жизнь короля в руках Господа, который избрал взять его к себе. Ничего нельзя было поделать.
У Аделизы к горлу подкатил комок тошноты. Зажав рот рукой, она убежала в уборную, встроенную в толщу стены, и там ее долго, безудержно рвало.
– Госпожа, вам лучше? – Юлиана придерживала ее за талию.
Аделиза кивнула.
– Перьев больше не надо, – выговорила она. Генрих мертв. Из нее как будто вырвали кусок живой плоти. – Меня не было с ним рядом. Он умер, а меня там не было.
– Госпожа…
Она замотала головой и потом, разгладив платье и освежив рот вином, вернулась в холл.
Вильгельм Д’Обиньи сидел на скамье напротив очага, спиной ко входу, и задумчиво ерошил рукой спутанные кудри. Аделизе нужно было узнать еще кое-что, но не здесь.
– Проводите его в мои покои, – велела она Юлиане, – я поговорю с ним там.
Аделиза уселась под оконным проемом, откуда еще лился прозрачный свет дня, и сложила ладони на коленях под густым мехом мантии. Следом в комнату ввели Вилла Д’Обиньи. Он в нерешительности остановился у двери, потом откашлялся, поднял плечи, подошел к ней и с видом человека, которому предстоит тяжелая обязанность, опять преклонил колено.
Она попросила его встать и занять место по другую сторону окна.
– Сочувствую вашему горю, госпожа.
– Я должна была быть рядом с ним, – сказала она.
– Вы ничего не смогли бы сделать, и за ним хорошо ухаживали. Он пожелал, чтобы его похоронили в Рединге, и те графы, что были при нем в тот момент, поклялись сопровождать его тело и не разъезжаться до тех пор, пока не исполнят его последнюю волю. Сначала его повезут в Руан.
– Графиню Анжуйскую известили?
– Думаю, да, госпожа. – Он отвернулся к окну с напряженным лицом, потом снова направил взгляд на Аделизу.
– Госпожа… король не назвал графиню Анжуйскую своей преемницей.
Аделиза воззрилась на него в полном недоумении:
– Кого же тогда он назвал?
– Не знаю, госпожа. Мне известно только то, что сообщил Гуго Биго: мол, король освободил своих баронов от присяги, данной графине и ее сыну.
– Гуго Биго? – Аделиза поежилась. – Разве король стал бы говорить ему такое? Биго всего лишь придворный, не из числа доверенных лиц. Если мой супруг собирался сделать столь серьезный шаг, пусть даже в преддверии смерти, то позвал бы священника и свидетелей, например графа Глостерского.
Лицо Вилла заалело.
– При короле по очереди находились разные люди. На советах ваш супруг не раз упоминал, что граф и графиня Анжу сильно разгневали его и что он меняет планы на будущее.
– Но он не говорил, что это за планы?
Вилл покачал головой:
– Многие желали бы услышать, что граф Анжу не будет принимать никакого участия в управлении Нормандией и Англией, и, по-моему, король пытался успокоить их. Не знаю, чего он на самом деле хотел.
Аделиза кусала нижнюю губу. Да, этого никто не знал, кроме самого Генриха. Ее не покидало ощущение, что она падает в бездонную черную яму.
– Что теперь будет? Кто подхватит бразды правления?
– Не знаю, госпожа. Когда я выехал, собирался совет, чтобы обсудить, что делать и насколько можно доверять словам Гуго Биго.
У Аделизы перехватило горло. Гуго Биго и родную мать продаст, всем это известно. То есть совет должен решить: либо сделать вид, что его слова – правда, и отменить обет, принесенный Матильде и маленькому Генриху, либо остаться верными данной клятве.
Но если ее супруг не назвал на смертном одре своего преемника, то последствия будут страшные. Слетится целый рой стервятников в надежде урвать кусок.
– Вы ничего не видели и не слышали?
Вильгельм чувствовал себя неловко, однако не отвел глаз.
– Нет, госпожа… Но когда я уезжал, то заметил, что Уильям Мартел тоже собирается в путь и вряд ли целью его путешествия был Анжу. А более этого мне нечего вам сказать.
Мысленным взором Аделиза увидела Уильяма Мартела верхом на скачущей лошади. Наверняка он поехал в Булонь. К своему близкому другу и покровителю Стефану Блуаскому, графу Мортену. Куда еще ему мчаться столь поспешно? Нужно написать Матильде, предупредить ее. Но что, если Генрих действительно вычеркнул дочь из своих планов и Гуго Биго говорит правду?
Боже праведный, едва оставшись без короля, они уже мечутся, как потерявшее руль судно.
Ее опять замутило. Никогда ей не держать в руках ребенка от Генриха. Никогда больше не сидеть на троне с ним рядом.
Она вдова, королева без короля, лишенная трона.
Одним махом эта часть ее жизни закончилась. Ей хотелось забиться в темный угол и предаться скорби, но Аделиза знала, что не может так сделать. Надо было в последний раз позаботиться о Генрихе: устроить подобающие похороны, помолиться за упокой его души. И конечно же, ее роль миротворца сейчас важна, как никогда, даже если остальные ее обязанности отпали. Да, вот на этом она и сосредоточится.
– Я признательна вам за то, что вы так быстро привезли эту новость, – сказала она. – Отдохните с дороги и просите у моих лакеев все, что нужно, а меня прошу извинить – мне необходимо сделать распоряжения, написать письма, облачиться в траур.
– Конечно. – Он встал и поклонился. – Если я могу как-то помочь, только скажите.
– Благодарю вас, – ответила Аделиза, зная, что никто ей не поможет.
Ле-Ман, декабрь 1135 года
Матильда закрыла глаза и отдалась восхитительным ощущениям. Она принимала ножную ванну в теплой душистой воде. После долгих часов, посвященных работе над церковными пожалованиями и хартиями, она решила сделать небольшой перерыв, но оставалось еще много дел. Да и Жоффруа хотел поговорить с ней о Нормандии, где он продолжал оказывать поддержку мятежникам, хотя в последнее время менее активно.
На прошлой неделе до них дошел слух, будто ее отец решил отдать им один из замков, что были частью ее приданого, но Матильда поверит этому не раньше, чем в ее руке окажется ключ от крепостных ворот.